Проникновение Европы в Западную Африку тому свидетельство, хотя между захватами земель черного континента португальцами и планами французского императора пространство во времени измеряется более чем тремя столетиями. Тропическую Африку открыл Васко да Гама (1469 – 1524). Выдающийся португальский мореплаватель эпохи Великих Географических Открытий, отправившись вокруг Африки на поиск морского пути в Индию (на это ушло два года: 1497 – 1498). Неожиданно для себя он обнаружил край ранее неведомой земли. Но неведение не стало препятствием для тех, кто последовал его примеру. Правда, уже совсем с другими целями. С первых же шагов новые земли для новых пришельцев-варягов превращаются в объект расхищения и грабежа недр. Растет известность поставщиков золота, мода на драгоценные камни, идущие на украшения не только корон правителей, но и на ювелирные украшения их свиты. Владения туземцев превращаются в заповедные поля дикой охоты на чернокожих. Сама погоня за живым человеком не идет ни в какое сравнение с охотой, которой забавлялись герцоги и графы развлечения ради, не щадя, правда, ни крестьянские посевы, ни леса с обитающими в них дичью и прочей живностью. Она, между прочим, даже приблизительно не сравнима с теми сафари, которые с такой упоительностью живописует Хемингуэй в африканских рассказах. Экзотика погони за дикими животными в уже вроде бы освоенной Африке меркнет перед хищническим отловом человека, погружением его в галеоны, отправкой в трюмах и на галерах за тысячи миль. По вздыбленным волнам Атлантики, под брызгами жгучей соли океанских вод, палящими лучами, никогда не уходящего за горизонт солнца, в чужой и чуждый край. Другой конец света. На невольничий рынок.
Начало колонизации Тропической Африки проложено португальцами, сразу же приступившими к строительству фортов. Первое такое сооружение, форт Эльмина, появился уже в 1481 году. Согласие на его возведение было получено от одного из могущественных вождей Мандинго, надеявшегося увидеть в лице белых пришельцев вестников света, добра и справедливости. А может статься, и друзей. Однако время шло. Дружба и братство не складывались. А спустя столетия и вовсе вылились в неприкрытое иго. По архивным документам видно, что конкистадоры не оставляли аборигенам никаких надежд не то что на дружбу с «белыми», при виде которых – смешно сказать – в сторону шарахались даже африканские коровы, а на возможность сохранить собственную свободу и саму жизнь. Гостеприимство растаптывалось. Ответом на доброжелательство туземцев становилось брезгливое унижение со стороны даже миссионеров, прибывших якобы для спасения душ и приобщения к лику Спасителя.