– Мне сказали, что Решетовскую замучили насмерть в плену, – сказал он глухо и прижался лбом к её лбу.
Длинные русые волосы коснулись лица Огняны. Горячие ладони на впалых пламенеющих щеках. Зелёные глаза против черных. Лёгкие пропустили выдох. Очень близко. Огня глотнула обжигающий воздух, но стало только хуже и волнительнее. Она бы сдалась сейчас. Он любил её давно и горько, и пусть она ничего не знает о любви, у Огняны никого ближе Елисея все равно не было. Но он сказал – Решетовскую замучили насмерть, и холодная волна боли заставила отступить на шаг.
– Решетовскую действительно убили в плену, – сказала она тихо, убирая его неожиданно безвольные руки и отходя ещё на шаг в густую тень тополей, чтобы ему не было видно лица. – Но Решетовских было двое.
Он не понимал её целое мгновение, пока память строила картинку семилетней давности – покосившийся дом с разрушенным дымоходом на окраине леса, вёрткая двенадцатилетняя девица, которую он забирает у бражников-родителей в обучение, и девица постарше, которую учить уже поздно и придется оставить.
– У тебя была сестра, – сказал Елисей с жалостью.
– Лада, – кивнула душегубка и отвела глаза. – Тебе сказали правду, Ладу… убили. Вместе с мужем. В моем первом плену.
– Первом?..
Она ответила долгим горделивым взглядом. Глинский сжал рукоять меча и промолчал.
Огняна сунула руки в карманы куртки, пнула проношенным сапогом камушки под ногами. Заговорила едко:
– Никто не пришёл в Трибунал. Никто не сказал обо мне правды. Значит… – выдох. – Хоть кто-нибудь… Кто-нибудь остался, Елисей Иванович?
– Многие, – пожал плечами Глинский, разглядывая Огню с такой откровенной нежностью, что она только и могла, что глаза отводить. – Девчонки твои благополучны.
– Богумил? Любомир Волкович?
– Богумила с победы не видел, собирался к своим в деревню. А Любомир велел кланяться. Огня, я…
– Почему тогда никто не пришёл? – вдруг зло, обвиняюще спросила она, перебивая Елисея и отходя от него ещё дальше. – Никто не пришёл в Трибунал и не сказал, что я не виновата. Где были все, когда так нужны мне? Где был ты, Елисей?!
– Никто не знал о твоем суде, мавка, – тихо ответил княжич тяжело дышащей Огняне, готовой немедля не то подраться, не то всё-таки разрыдаться. – Никто не ведал, что ты жива. Дружина оплакивает тебя с лета. А я искал твоих убийц.