Недоумённо хмыкнув, Огняна накинула полушубок и вышла на улицу. Светила почти полная луна, обережные костры на окраинах стана давали ещё немного света. Потерев занывшую на морозе разбитую губу, юнка пошла по спящему стану.
– Огняна, – позвал Елисей Иванович от молодых густых елей.
Решетовская невольно поджала губы, готовясь слушать гневную отповедь наставника. Елисей Иванович славился крутым нравом, а драк юнцам вовек не прощали.
– Ты чего дрожишь? – строго спросил он, подходя ближе.
Суровый, неулыбчивый Елисей Иванович, светлоглазый сын древлянских лесов, вызывал у юнок смешанные чувства страха и обожания. Ни тем, ни другим Решетовская не грешила, и с Елисеем Ивановичем, как, впрочем, и с другими наставниками, частенько держала себя дерзко.
– Показалось вам, Елисей Иванович, – ответила она вызывающе.
– Пойдём, разговор есть.
В большой беседке, где проводились летние занятия по грамоте волшбы и общие собрания, Елисей расчистил от снега длинную лавку. Кивком велел Решетовской садиться, и вдруг со всей ясностью Огняна поняла, что он нервничает. Наставник по-прежнему был строг лицом и уверен поступью, но что-то в движении больших ладоней выдавало его. Без кольчуги, в простом полушубке, без очелья на расплетенных волосах он выглядел непривычно.
– Причина свары? – спросил Елисей резко, так и не найдя себе места.
– Сказал, что мои родители – бражники, – колко ответила Решетовская, скрестив руки на груди и низко опустив голову, чтобы скрыть упрямство.
– Разве солгал?
– Нет. Но не ему решать…
– И не тебе, – оборвал наставник. – Будешь о всякую колкость терять самообладание – славным воином тебе не стать.