Настоящая фамилия Таратумы неизвестна, биографию можно восстановить лишь в общих чертах. Видимо, он с детства ощущал, что не любим родителями, и вообразил себя приемышем, взятым на воспитание из индейской деревни. У мальчика появились ложные воспоминания о жизни в племени. Примерно в 13—14 лет он сбежал из дома и вскоре вовсе забыл родителей; ему стало казаться, что он отправился бродяжничать прямо из резервации. Однажды старый эмигрант, полуеврей-полуузбек, сказал: «Ты такой смуглый, будто ты из Каракумов» (есть такая пустыня в Центральной Азии). Старик плохо выговаривал звуки, и у него получилось «из Таратумов». В больной голове юноши это слово стало названием племени.
С восемнадцати лет Таратума начал печатать заметки о быте индейцев, о которых знал только то, что вычитал у любимого писателя. Редактор, правивший его тексты, предложил ему написать роман в соавторстве, но молодой человек решил обойтись своими силами. К нему пришла известность. Для нас, белых, он превратился в символ индейского народа, хотя сами индейцы никогда не считали его своим.
Будучи в расцвете сил и на вершине славы, Таратума нечаянно нарушил вымышленное табу своего несуществующего племени – кажется, что-то, связанное с сексом. Наутро он умер: тени выдуманных им предков пришли и забрали его душу.
Таратума был безумен. А что же мы, считающие себя такими разумными? В доказательство своего уважения к другим расам мы возвеличили человека нашей собственной расы, и далеко не самого достойного. Чувство вины перед народом, который мы почти полностью уничтожили, вылилось в экзальтированную любовь к сумасшедшему. Наверное, социологам, изучающим наше общество, следует почаще консультироваться с психиатрами.
Мой коллега К. рассказал мне забавный случай из своей практики. У него проходила психотерапию девушка, вообразившая себя мужчиной. Внешне она была вполне женственна, только немного плоскогруда. Над верхней губой у нее рос пушок, который она называла усами. Как нередко случается с нашими пациентками, девушка влюбилась в К., но не отдавала себе в этом отчета.
Кульминацией стал момент, когда К. счел возможным впрямую сказать своей пациентке, что она – девушка. У него имелись некоторые опасения: признав свой пол, она могла сразу же осознать свое чувство к терапевту, а это осложнило бы лечение. В действительности неприятности оказались куда серьезнее, чем К. мог предположить. Я как раз зашел к нему в приемную по какому-то делу, когда из кабинета выскочил разъяренный мужчина, которого я немного знал: несмотря на свою молодость, он считался одним из наших лучших продюсеров, хотя и слыл слегка ненормальным.