Взмок, но справился, а вот покрыть шар тонкой плёнкой отторжения так и не сумел – сколько ни пыжился, всякий раз её разрывало и сдирало.
– Тут от внутреннего равновесия играть нужно, – подсказал Сквозняк.
– Да я его достиг так-то!
– Я тоже. Только нет предела совершенству!
Беззвучно чертыхнувшись, я поскрёб левую щёку, отошёл в сторонку и уселся на разогретый солнцем валун. Смежил веки, погрузился в медитацию. Вроде как даже то самое состояние гармонии уловил, сосредоточился на нём в попытке выпростать сознание за пределы тела и – никак, будто соринка в глаз попала.
Только не соринка, конечно же – нет. Это несбалансированность абриса сказалась. Вроде бы подогнал друг под друга левую и правые части, но именно что – вроде бы. Если уж глаза до сих пор так цветом и не сравнялись, о каком балансе тут говорить?
Я перебрал в памяти описание всех виденных в подвале приюта схем и остановился на одном из подходящих упражнений. Пусть оранжевая энергия и пережигалась в чёрную непосредственно в ядре, но всё же втянул в себя небесную силу и принялся гонять её не только по оправе, но и по кругу сцепленных рук. Так до самого ужина и провозился, время от времени отвлекаясь на отработку своей старой схемы огненного шара – пусть аркан и получался излишне сложным, зато равных ему по убойной мощи у меня попросту не было.
Уже перед самым отбоем припёрся урядник Седмень, он собрал всех новобранцев и взялся втолковывать нам всяческие служебные премудрости, но у меня слипались глаза, и я больше клевал носом, нежели прислушивался к его словам. Едва дотерпел до разрешения разойтись, сразу ушёл в барак и завалился на тюфяк.
Спать!
Разбудили меня, выплеснув на голову ведро воды. Нет, так-то всего от души окатили, просто тело прикрыло накинутое сверху одеяло.
В Гнилом доме всякое случалось, среагировал я, ещё даже толком не проснувшись: подскочил с койки и полоснул ампутационным ножом отпрянувшую назад тень.
Жалобно звякнул подставленный под удар жестяной бок ведра, а достать Края вторым замахом помешал резкий окрик Хомута:
– Хватит!
Я проморгался и зло прошипел:
– Совсем охренели?!
Обливший меня каторжанин бросил в ответ:
– Да это ты, молодой, в край оборзел!
Неожиданная побудка коснулась не меня одного, остальные пластуны уже тянулись на выход, лишь Сквозняк ещё отфыркивался и вытирал мокрые волосы.