Он тоже этого не выбирал, просто в часы, когда прошлое перед глазами затмевало будущее, и чужая память смешивалась со своей собственной, от этого было никуда не деться. Спрятаться было можно лишь в беспамятстве, сне без сновидений, умственном переутомлении, которое валило с ног. Наверно, еще и в смерти, только об этом было лучше не думать: порой его сон и так напоминал смерть. Возможно, решение крылось в добровольном отказе от своей природы, которое – он был уверен – было ничуть не лучше.
Сколько он жил на земле? Пятнадцать лет? Полтора века? Пятнадцать столетий?
Почему на сей раз он помнил, что в два раза младше себя нынешнего и привык отзываться на другое имя? Как выбрался из замка? В бывшей неприступной твердыне царила неразбериха, кто-то молился, кто-то прятал ценности, кто-то пытался готовиться к обороне, понимая, что это бесполезно… Отец ушел вечером, сказав, что нападающим нужен только один человек – он сам, собственной персоной. Как можно было так заблуждаться?..
***
Летом светает рано, а потому он хорошо видел тропинку, с которой вскоре пришлось свернуть. Широкие листья папоротника путались в ногах, хлестали по коленям. Говорят, раз в году папоротник расцветает, и люди ходят искать клады, которые он укажет. Только не в этот раз: до кладов ли, когда солдаты подожгли две их деревни и заняли третью?..
Обегать холм было некогда, да и тропинку наверняка сторожили. Мальчик полез по крутому склону, цепляясь за колючие кусты и камни, ссаживая кожу на ладонях, порой оскальзываясь и падая. Быстрее! Быстрее, надо успеть! Нарядные бархатные шоссы, что вчера выдала няня, порвались на коленях, кафтан сбоку лопнул по шву, пряжка на одном башмаке отвалилась, и башмак все норовил упасть с ноги. Наплевать, уцелело бы оружие! Перевязь с кинжалом в красивых ножнах, который подарил ему отец на именины (семь лет: совсем мужчина, наследник и надежда рода), он с самого начала перевесил на шею, чтоб не потерять. Теперь тяжелые ножны лупили по рукам, а ременная перевязь путалась и цеплялась за кусты. Быстрее, черт побери! Наверху звучали голоса.
Он смог подобраться незамеченным, – точнее, его никто здесь не ждал. Солдат было человек двадцать: половина разбрелась по плоской вершине Страшного Холма, прочие окружили что-то, образуя небольшую толпу. В самом центре стоял офицер в красном плаще и что-то торжественно и грозно говорил, – его слова были непонятными и не имели, наверно, значения.