Он кивнул. Мина, не выпуская его руки, принялась описывать: русые волосы, высокая, последний раз, когда мерялась, ростом была метр двадцать. В классе считали, вырасту дылдой под метр восемьдесят. Лицо обычное, с конопушками, такими маленькими рыженькими, на шее пятнышко темное, говорят, от дедушки досталось. И на спине тоже пятнышко, но побольше. Показывать не стала, понятно, ни то, ни другое. Глаза серые, шея длинная, девчонки иногда Жирафой называли. Она их тогда колотила. В отличие от замкнутого в себе Тимофея, Мина умела и всегда была готова постоять за себя. Чуть что – лезла на рожон. Она и сейчас смеялась, когда рассказывала, что сделала с Пашкой, когда тот ей на стул кнопки подсыпал.
Тимофей слушал, улыбался, но в глубине души и болел за нее и завидовал ей. У него так не получилось бы, в драках он вечно отступал, всегда старался уйти от стычек. А она раз паренька, Сашку, от его недруга так защитила, что тот ее потом возненавидел. Первый класс, что еще сказать. Сам хотел отбиться, а она влезла.
Тимофей снова спросил, давно ли она здесь обретается, но Мина опять ушла от прямого ответа. Потом спохватилась, заболтались, надо ж суп варить. И верно сказала, время он, живущий в вечной ночи, и прежде ощущал довольно точно, а теперь и подавно, будто какое неведомое чувство проклюнулось. Мог уверенно сказать, который сейчас час, ощущая солнце, кружащее над миром. Ночью, нет, ночью все не так и не то, но стоило наступить утру, механизм в нем начинал отсчитывать часы и минуты с поразительной точностью. Вот сейчас отчетливо понимал, что время перевалило за три пополудни. Через полчаса Мина позвала его обедать. Он не сдержался.
– Дай мне тебя обнять, хозяюшка, за твои труды.
– Прекрати, гостюшко-горюшко. Ты ведь как щепка худой, тебя кормили через раз?
Он кивнул. Так и было, последние месяцы отец перестал заботиться о сыне, хорошо, если Тимофей ел раз в день, а бывало, что вот как в свой последний раз – так и вовсе сутки ничего в рот не брал. Только гематоген и яблоки, что Мина из ночи принесла.
– Я не знала. Тогда понимаю, почему у тебя от всякой ерунды слеза течет. Нет, я не… просто не думала, что тебя еще и голодом морили.
– Отец напивался и забывал. Или не хотел. Он всегда говорил, у нас денег очень мало, да и то пропивал все.