То самое Несбывшееся, о котором шептал Александр Грин («Бегущая по волнам»).
То самое Неотразимое и Невыразимое, о котором размышлял о. Павел Флоренский («Столп и утверждение Истины»).
Я всё бы тебе отдала, так и знай, лишь бы помнить
за ветки подвязанный сад несмертельным узлом.
Задышит молчаньем порог охраняемых комнат,
и я вдруг подумаю: «Всё, мне с тобой повезло!»
Пристроишься где-нибудь там, на высоких ступенях
застывшего к полдню, безветренного городка…
Дворовая кошка проспит у меня на коленях
всю жизнь – и свою, и мою, не спросив молока.
Я всё бы тебе отдала, так и знай, если б взял ты
мой дом – обездоленный кров, что оставишь взамен?
Но длинную песню поют небеса, музыканты —
я слышу, я вижу, веселье разбилось у стен…
Забуду ли город: по улочкам южным, сплетённым,
мне долго идти по расщелинам этих времён.
Я выйду в старинные дворики росчерком тёмным —
рукою подать до око́н, до зелёных знамён.
Летящий снег у Людмилы вдруг становится крестом – и отсюда лишь шаг до того, надмiрного Креста. А тетрадь, бумага вдруг обращается в световую материю, начинает излучать. И самосветящийся Мiръ весь укладывается в ладонь, и пространство пристально глядит Временем, и всему под луною дан голос, всё сущее говорит с человеком, кричит, шепчет, исповедуется, плачет, улыбается, поёт, – и Космос рядом, мы все живём в открытом Космосе, мы идём по его заснеженной, замёрзшей кромке, мы учимся идти по ней легчайшим шагом, так мы из тела постепенно становимся душой, так при жизни учимся быть занебесными ангелами, так понимаем: есть алфавит жизни, и смерть это тоже жизнь, и небо это тоже земля, и зимняя заледенелая ветвь может стать Божественной длиннотой, как музыка Шуберта и Малера, и лёд под ногами может звенеть библейскими систрами и тимпанами, и зима, кою многие воспринимают как ежегодное бедствие, повинную застылость, белое умирание Матери Природы, вдруг обретает жизнетворное начало, и человек опять жив снегом, что летит наискосок в распахнутую дверь, что бьёт в стекло окна, в румяное на морозе лицо, в дрожащую на ветру, полную стихами душу.
В холодном небе почерк воробья
скользит, и я ему почти что верю.
Сжимается пространство бытия.
Крестообразный снег летит за дверью.
Недолго будет так, лишь до весны,
до первого земного притяженья…
Как хочется привычной тишины,