!
Евсевий также принимает слово Γνῶσις в самом почетном смысле, в смысле чистой и небесной науки, христианского откровения; по его словам, именно Иисус Христос передал Γνῶσις своим апостолам2.
Православный автор первых веков, который использует язык и идеи гнозиса еще более удивительным образом, – это епископ Синезий. Прежде всего, именно полностью гностический принцип он вкладывает в свой первый гимн3, который мы сделали эпиграфом к этой работе. Затем этот же гимн содержит несколько других. Если судить по нескольким выражениям и образам, то может возникнуть соблазн принять весь этот гимн за сочинение валентинианца или маркосианца. Ведь маркосианцы говорили, что нужно проникать в каждого и не позволять никому проникать в себя.
Синезий говорит: «Нужно вести безвестную жизнь, я имею в виду безвестную по отношению к другим, но хорошо известную у Бога!!!». Те же сектанты дали первым началам вещей имена ἑνότης и μονὰς.4 Синезий говорит в этой песне о монаде и единстве: ἑνό] ῆ] ων ἑνὼς ἀἁγνὴ, μονάδων povès τε πρώτη. Все, что Синезий говорит о происхождении души, спустившейся в материю, ее заключении во тьме, привязанности к земле, различных классах душ или ангелов, их возвращении в места своего происхождения, могло бы сойти за чистый гностицизм (ст. 80 – 135). Большинство других од ученого епископа Птолемаиды, который так долго следовал александрийским школам и поддерживал столь тесную переписку с одним из самых прославленных философов этих школ, Гипатией, дочерью Теона, также наполнены теориями и выражениями, знакомыми гностикам.5
В строфах второй мы встречаем демонов, населяющих черное царство тьмы, бога-отца и мать, мужчину и женщину, объединение которых заняло бы еще один, интерес. На самом деле, если мы спросим, какое влияние оказали гностики и их учение на сочинения, исследования и научное развитие ортодоксальной доктрины, мы должны будем признать очень большое влияние. Несомненно, что теории, брошенные гностиками в лоно христианства, привели докторов Церкви к ряду специальных исследований, исследований философии и теогонии, исследований филологии и археологии, греческой или восточной, исследований, влияние которых на христианские школы Сирии и Египта, если не Рима и Карфагена, не поддается исчислению.
Также несомненно, что некоторые из наиболее значимых работ, оставленных нам лучшими писателями первых веков, были спровоцированы гностицизмом. Есть ряд трудов, которых мы не имели бы без гностицизма. У нас не было бы почти ничего от Иринея, Феодорита, Епифания. Мы бы упустили значительную часть работы Оригена против Цельса и самые прекрасные страницы «Стромат» Климента Александрийского. Мы были бы лишены восхитительных работ Тертуллиана, Du Scorpiaque, в которой он борется с гностическим учением о мученичестве, трактата против маркионитов, De l’ame, в котором он опровергает психологию гнозиса, и De Carne Christi, в которой он борется с докетизмом. Я не говорю о большом количестве латинских авторов, чьи труды также были спровоцированы гностицизмом и которые бросили в лоно латинской церкви множество идей и фактов, которые без этого обстоятельства не занимали бы ее мысль. Теперь я перехожу к раскольническим школам.