Чтобы вспомнить навыки, он снял куртку и стал работать с нунчаками. Палки знакомо двигались в воздухе по замысловатой и непредсказуемой траектории, но он вовремя успевал подставлять амортизирующее тело и в нужный момент легко останавливал их движение. Для восстановления навыков пришлось попотеть и через час занятий Влад почувствовал, что нунчаки его слушаются по—прежнему хорошо. Он положил в сумку нунчаки, гантели, закрыл гараж и пошел домой.
Хорошо размявшись, он чувствовал бодрость, ноги легко несли его по улице, но за собой он заметил одну странность: нет—нет, да оглядывался по сторонам. Сирийское короткое прошлое давало о себе знать инстинктивным стремлением контроля окружающей обстановки. Казалось, он дома, в России, ему ничего не грозит, а что—то внутреннее все равно заставляло его оглядываться. Очевидно, он за несколько дней пребывания в Сирии получил такую эмоциональную нагрузку, что теперь еще какое—то время будет вести себя так, словно его кто—то по—прежнему преследует.
Он еще из дали заметил, что возле супермаркета болтается Васек, подыскивая кого—нибудь из друзей, чтобы за их счет похмелиться после вчерашней выпивки. Увидев Влада, Васек замахал руками:
– Влад, я здесь! Давай сюда!
Он торопливо сунул мокрую ладошку Владу и тут же предложил:
– Пойдем, пивка дернем! Умираю!..
– Извини, не могу! Дел по горло и все требуют трезвой головы.
– Друг, ты убиваешь меня! Какие еще дела на второй день после дембеля? Пацаны неделями гудят, а ты – «дела, дела…» Ну, дай тогда хотя бы на пиво!
Влад достал сотню и сунул в потную руку когда—то закадычного друга:
– На, на пиво хватит. Я пошел…
Счастливый Васек торопливо сунул деньги в карман и уже в вдогонку в знак благодарности крикнул:
– А Аську вчера видели в «Лабиринте» со «зверьками»!.. Слышишь?
– Я разберусь, – ответил Влад.
Он действительно хотел встретиться с Аськой и разобраться в их отношениях, если они в какой—то степени еще сохранились. Он не чувствовал ни ревности, ни горя, как это часто случалось в их ссорах до армии, но не чувствовал и кипения крови, когда они, мирясь, сходили с ума, забывая об окружающем мире и испепеляя друг друга физической любовью. На душе примостилась неимоверная тяжесть и он надеялся, что при личной встрече с Аськой он снимет этот тяжелый груз непонятности.