Я махнул рукой, соглашаясь подождать. Их понять можно, видок у меня тот еще.
– Падикал, пока ждем, может есть у тебя что пожевать или хотя бы воды выпить, а то я четыре дня без еды.
– Лепешка только, – сказал тот и полез в сумку.
Достав лепешку, он разломил ее на равные части и одну часть сунул обратно, после чего достал небольшой бурдюк, положил на него сверху половину лепешки и протянул мне, все так же держа руку на мече.
– Спасибо, Падикал.
Прибежал Фанка с факелом и еще двумя стражниками, которые тоже держали по факелу.
– О, как встречают, с почестями, – прохрипел я, протягивая пустой бурдюк Падикалу и вытирая ладонями крошки с губ.
– Гурант? – неверящим голосом сказал один из вновь прибывших.
– Да, я это, я. Может, все-таки уже пустите меня. Я очень устал и хочу нормально поесть. Завтра зайду к старосте и все расскажу ему. Дом-то мой еще не отдали никому, а?
– Нет, конечно. Ты же знаешь правило. Дом не трогают месяц, если хозяин не вернулся.
– Знаю я правила и исключения из них тоже знаю, вот и спрашиваю. А то вон Падикал говорит, что похоронили меня уже.
Все головы повернулись в сторону Падикала, тот закашлялся и, переступив с ноги на ногу сказал:
– Да не говорил я такого, чего вы на меня уставились, я просто сказал то, что слышал, и все.
– Ладно, мою личность вы подтвердили, теперь дайте я уже домой пойду.
Четверка стражей расступилась, и я побрел в сторону открытой калитки, а за мной, гордо подняв факелы, шли остальные. Пройдя темными, но до боли знакомыми улицами родной деревни, я, наконец, добрался до дома. За пару шагов до двери я услышал тихий щелчок открываемого запора, и спустя мгновение уже лежал на мягкой любимой кровати.
Утро уже по традиции началось с бешеного стука в дверь и отборной ругани, доносившейся из-за нее.
– Гурант, жабий ты выкормыш, открывай дверь, а не то вынесу ее! – орали с улицы.
– Кем бы ты ни было, чудище, развейся, – буркнул в ответ я и натянул одеяло на голову.
Но, к сожалению, мое заклинание не сработало и чудище не развеялось, а наоборот, с еще большей настойчивостью забарабанило в дверь. Пришлось вставать. Нетвердой походкой я добрел до двери и распахнул ее, явив миру свою красоту. Стоявший за дверью староста не смог удержаться от лицезрения моего неземного прекрасия, побледнел лицом, что-то неразборчиво то ли охнул, то ли ахнул, сделал неуверенный шаг назад и шлепнулся на землю, приняв самую устойчивую позу из возможных, задействовав при этом все пять точек опоры.