Харчевня Хегеля была одним из тех редких мест, где можно было почувствовать хоть какую-то стабильность в этом мире, который трещал по швам. Здесь всегда было чисто – или, по крайней мере, чисто для мест, которые уже не в силах отмыть кровь и пыль войны, особенно в семисотом году светового счёта, на десятом году войны с демонами. Разруха, болезни, запахи гнили – всё это невозможно было устранить, но здесь хоть пытались, поэтому за месяцы скитания по Приграничью я любила здесь оставаться. Молодые служанки, стабильно беременевшие и уходившие с работы, всегда были, насколько позволяло их воспитание и интеллект, милы и добры, мясо жарили быстро, а в тяжелые дни кормили неплохой раковой похлёбкой. Я не то чтобы её ела – все мы знаем что любят есть раки, поэтому.. в эти дни я брала себе голодовку и перебивалась сыром, молоком да хлебом. Хотя, признаюсь, народ брал её и уплетал за обе щёки..
Я же испытывала величественную слабость только к хорошо зажаренному мясу. То ли мои мутировавшие гены кота давали о себе знать, то ли моё животное нутро требовало такого максимально-белкового питания, то ли.. в общем, мяса я поесть любила. Сколько себя помню.
Как бы я не пыталась соответствовать стандартам «боевой» красоты, в своё время, находясь на службе у Королевы, нарастить мышечную массу было моей проблемой. Почему-то в отличии от своих друзей по службе, я могла есть вёдрами и почти никогда не набирала – едва могла удержать вес. Не смотря на долгие годы в Горах Рейна, главного Королевского штаба, мне удалось вырасти довольно красивой девушкой – высокорослой, с длинными ногами и гибким телом, которое могло бы подойти любой фрейлине во дворце. Однако теперь, последние годы, проведённые в дороге с наёмничьей работой и жестокой борьбе с голодовками, случайными охотами, мерзкими ночевками в прифронтовых посёлках сделали своё дело. Теперь я была поджарой и суха, как истинная наёмница, для которой еда часто становилась роскошью.
Заказав себе тарелку ароматных рёбрышек и кружку не слишком крепкого вина, я сняла сумку – единственное, что было моим в этом мире, и устроилась в углу, оглядывая харчевню. Здесь было не просто место для еды – это был центр всего, что происходило в Когте. Доска заказов, свисающая с самой стены, притягивала внимание даже самых скучных и усталых путешественников. Пара деревяшек с нацарапанными символами а также листы недорогой бумаги, прикреплённые по всему периметру, – место для объявлений было неиссякаемо. Не все умели писать, но каждому своему заказчику здесь находилось место. Жизнь в Когте, как и в любой прифронтовой местности, была простой и суровой.