И она в который раз брызнула на себя парфюм.
– У тебя выпить есть?
– Давно жду, когда ты попросишь.
Она плеснула мне в бокал виски и бросила два кусочка льда из морозилки. Она давно изучила меня, как облупленного. У нее все было наготове.
– А ты сможешь потом?
– О чем ты?
– Ну, как мужчина…
И она рассмеялась. И сквозь смех повторяла: «Это опять была шутка. Опять была шутка…».
Мы поднялись на лифте на 14-й этаж, потом по вертикальной железной лестнице на чердак, – замка на люке не оказалось. Там небольшой проход нас выводил на крышу. Стемнело, когда мы очутились на кровле, на семи ветрах.
Она поднималась ловко, как кошка, она была здесь не первый раз. Сразу развернулась ко мне. И на меня смотрели уже другие глаза: томные, нежные и беззащитные. Я ее подхватил рукой, как пушинку, удерживал за талию, и мы пошли к краю.
– Если я упаду, не держи меня.
– Да, брось. Об этом даже не думай.
Она дернулась вперед, в эту бездну перед нами.
– Я так хочу умереть.
– Даже не думай.
У нее слабели колени. Она висела на мне, как плащ на вешалке. В слезах и криках.
– Ну поорали, и хватит, – и я повел ее обратно.
Вернулись к строениям в центре.
– Возьми меня… Подожди… Я развернусь… Вот так. Платье не снимай – задери мне на голову. Вот так. Да… Да… А! Трусы не обязательно… Ну, давай же… Вот так… Еще… Еще…
Я машинально исполнял все, что она говорила. Под каким-то мелким мокрым дождем. В окружении мелкого мусора, по-видимому, брошенного подростками.
А может я спасу ее, – думал я.
Обратно я принес ее без сознания. Принес, как домашний ковер, который носил вытряхнуть, а после свернул в трубочку, перекинул через плечо. И принес.
Уложил в постель. Стянул платье. Раздел. Она постепенно пришла в себя. На щеках ее был нездоровый красный румянец.
– Порежь и принеси апельсин. Я хочу, чтобы ты попробовал сицилийский апельсин.
Она есть не стала, только выпила чай. Потом ее вырвало.
Что-то там забыли из вещей. Я сбегал на крышу еще раз. Крыша без нее мне показалась другой, в окурках и совсем не романтичной. Принес ей чай.
– Полежи со мной?
– Нет. Я не смогу. Я посижу тут рядом.
Она закрыла глаза, но вздрагивали ее веки. Видимо, от боли. Взял ее ладонь в свои руки, она чуть улыбнулась, и подвинулась на кровати, как бы приглашая меня.
Она просила побыть с ней до 21 часа, а потом я могу «валить» на все четыре стороны.