И мне захотелось, чтобы вы прочитали не просто биографический роман, а нечто театрально-прозаически-биографическое.
Чтобы Мария Монтессори предстала не просто великим педагогом, но героиней некоего спектакля. Пусть и «поставленного» на бумаге.
Существует несколько причин, которые заставляют меня быть непривычно театрализованным: скажем, вместо знакомого слова «глава» использовать странное для прозаического произведения, но вполне себе театральное понятие: «действие»; писать про занавес; оформлять некоторые цитаты, словно реплики героев пьес…
В общем, театрализовать прозу сколь возможно, дабы эта театрализованность не отвлекала от сути.
Зачем? Почему?
К чему, например, вот это: «действия», а не «главы»?
Ну, во-первых, это красиво.
Кроме того, каждый этап жизни Марии Монтессори – это, действительно, действие, деланье, движение.
Кажется, что за свои 82 года героиня этой книги не отдыхала никогда: двигалась, двигалась, двигалась к своей главной цели: воспитать новое поколение детей так, чтобы человечество стало другим, чтобы оно улучшилось.
Если вам нужен пример абсолютного человека-действия, то – это именно она: Мария Монтессори.
Помимо этого, я очень люблю театр: пишу пьесы, ставлю спектакли и по своим пьесам, и по чужим. Моя биографическая проза с театральными вставками – привет любимому театру!
Ну и наконец, последний аргумент в пользу немного «театрального» оформления моей книги. Пусть оно будет таковым еще и в память о первой мечте нашей героини. Монтессори грезила об актерской судьбе и немало сделала для осуществления своей детской мечты, от которой, сугубо по собственной воле, отказалась.
Почему?
Разберемся.
Но театр для нее – мир неслучайный и интересный.
* * *
Итак. Начинаем наш книжный театр.
Занавес закрыт.
Из-за него робко выглядывает Автор.
Выходит. Неловко кланяется. Мнется.
Автор, то есть я, готовится сделать то, что в прологе (предисловии) всегда стараются сделать авторы: объяснить то, что, скорее всего, и не нужно, да и невозможно никому растолковать, а именно: те сложности, с которыми столкнулся автор при написании книги.
Начинаю со стихов:
Я на мир взираю из-под столика:
Век двадцатый – век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней, —
так писал замечательный русский поэт ХХ века Николай Глазков.