– Лалала-лала! Ла-лала, йе! Йе-е, йе-е, йе-е! – закончил Капустин, зажмурился и помотал головой. По щеке его скользнула блестящая слезинка. – Это было самое трогательное, что я видел в жизни. Честно! До сих пор плачу, как только вспомню.
– Однако-о-о, – уважительно протянула мамуля. – Я как-то недооценивала… Хм… А ведь ретеллинг нынче в моде…
Она подняла глаза к одинокому кудрявому облачку и задумчиво посоветовалась то ли с ним, то ли со своей музой ужастиков:
– Положим, ночью после свадьбы во дворце случилась страшная трагедия и все люди погибли. Выжили только звери, бременские музыканты, и вот они уезжают, оплакивая своего дорогого друга. Вдруг скрипучие ворота замка распахиваются, и восставший зомби-Трубадур устремляется вослед своим товарищам! А те сначала – ла-ла-ла-ла-ла, потом понимают – ой, нет, это ж полное йе-е, но им уже не убежать, не спрятаться, не скрыться… Их ковер – цветочная поляна, там они все и полягут…
– А? – озадаченно моргнул, прослушав монолог вдохновленной писательницы, Капустин.
– Вот зачем она так, – хныкнула впечатлительная Трошкина. – Кимка любит этот мультик, а мне теперь страшно будет его смотреть!
Я поняла, что надо давать занавес.
– Ну что ж, милые дамы, нам пора! – Я выступила из укрытия и громко хлопнула в ладоши. – Виктор, приятно было познакомиться, как-нибудь еще непременно увидимся…
– Я помогу с багажом! – Капустин, вопреки моим опасениям, не стал затягивать внезапную встречу. Он первым подскочил со скамейки и, подхватив самый большой чемодан, унесся с ним по дорожке к рецепции.
Мы с Трошкиной едва успели посторониться с его пути.
До рецепции он наверняка добрался, потому что оттуда прибежали два чернявых хлопчика в фирменных рубашках-поло с лого апарт-отеля. Они расхватали прочий багаж, не покусившись только на лопнувший желтый чемодан. Его потащили мы с Алкой.
Со стороны это должно было выглядеть интригующе. Две девы – это мы с Трошкиной – с великой заботливостью на руках несли по узенькой дорожке, усыпанной опавшими с кустов алыми лепестками, пластмассовый желтый гробик с отломанной крышкой, под которой вспучилась невнятная пестрая масса. Маленькую процессию замыкала величественная старуха с трагической миной добросовестной наемной плакальщицы – бабуля. Она по-прежнему была погружена в какие-то безрадостные раздумья, шествовала с отрешенным видом и тяжкими вздохами.