Я замолчал, не совсем уверенный, стоит ли рассказывать, как пришёл ко всему этому. Но я должен был знать лучше. Дана слишком любознательна для своего же блага.
– Значит, ты не из богатой семьи. – сделала она вывод, окинув меня изучающим взглядом, который, казалось, проникает в самую душу. – Но как ты… всего этого добился? Только не говори, что ты босс какой-нибудь уличной банды или, что ещё хуже, мафиози.
Я рассмеялся – низко, хрипло. Моя девочка… Она даже не представляет, насколько близка к правде.
Я подался вперёд, наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Я мог видеть, как её грудь вздымается от волнения, и даже почувствовать её дыхание.
– А, что, если так? – произнёс я с ухмылкой, позволяя тени улыбки скользнуть по моим губам.
Она замерла, её рука на мгновение остановилась в воздухе, как будто не могла решить, отступить ли или остаться. Я чувствовал, как напряжение между нами снова нарастает.
– Я сделал то, что должен был сделать, чтобы выжить. И не собираюсь останавливаться. – произнёс я, глядя ей в глаза, в которых, как мне казалось, отражались все мои демоны.
– Что ты… – Дана тяжело сглотнула, её голос был едва слышен. – Что ты имеешь в виду?
Я молчал, не в силах отвести взгляд от её лица, такого близкого и желанного. Внутри меня бушевали тёмные волны, и я понимал, что стою на пороге прошлого, которое не заслуживает ни один ребёнок. Воспоминания о том времени, когда меня продали в рабство, оставили шрам на душе, и я не собирался делиться этим с ней и омрачать её невинность своими тенями. Но что–то в её взгляде заставило меня захотеть открыться.
– Дана, мой путь был усыпан кровью.
– В возрасте пяти лет меня похитили. – начал я, погружаясь в воспоминания. – Я жил в фермерском домике, затерянном где–то в глуши, вместе с другими детьми, которым выпала та же участь.
Дана замерла, приоткрыв рот, ожидая, что я скажу дальше. Я видел, как она борется с подступающей тошнотой, но продолжает слушать.
– Мы жили небогато и вкалывали на ферме до ломоты в костях, до кровавых мозолей, которые лопались и гноились. – продолжил я, мой голос стал чуть тише. – Запах навоза и пота въелся в нас… как клеймо. Я до сих пор помню вкус чёрствого хлеба, и ощущение холодной земли под босыми ногами.
Я сделал паузу, провёл рукой по волосам. Рассказывать об этом было всё равно что вскрывать старые раны.