– Джек… – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Ты же понимаешь, что, если бы не они, у тебя была бы нормальная жизнь? Ты бы не… не ел собачью еду за то, что «неправильно» помыл посуду.
Я точно знал, как тяжело ему вспоминать об этом. Джеку тогда было десять лет. Четыре дня его морили голодом, а потом сунули миску с собачьим кормом. У него не было выбора. Либо съесть это, либо умереть от голода… или получить что–нибудь похуже. Каждый из нас прошёл через этот «этап воспитания». Мне «посчастливилось» отведать перловой каши, кишащей червями. Адаму – горсть живых сверчков. А Тео… досталось хуже всех. Сгнившее мясо его любимого коня, Снежки. Даже сейчас, спустя столько лет, меня передёргивало от этой мысли.
Но если наш друг не хотел участвовать в этом плане и марать руки… я бы не стал его заставлять. Главное, чтобы он был с нами.
Джек, наконец, поднял голову. Его глаза, обычно такие живые, сейчас казались пустыми, словно кто–то выжег в них все эмоции, оставив лишь пепел.
– Я… я не боюсь. – прошептал он, и его голос сорвался. – Просто… они…
Друг замолчал, как будто не в силах произнести то, что вертелось у него на языке.
– Что «они», Джек? – спросил я, придвигаясь ближе к прутьям клетки.
– Наша… семья… – выдавил он наконец.
Я не знал, что сказать. Как объяснить ему, что такое «семья» на самом деле? Как убедить его, что любовь не должна причинять боль, что дом – это не клетка, а близкие – не мерзкие мучители?
Но, прежде чем кто–либо из нас мог что–то ответить, раздался звук замка, звякнувшего в тишине, как похоронный звон по моим мечтам, по надежде, которая ещё день назад казалась такой реальной.
– Чёрт! – выругался Тео, его лицо исказила гримаса ярости, кулаки сжались так, что костяшки побелели. – Они идут!
Сердце заколотилось в груди, и внутри меня разразилась буря – страх, гнев и отчаяние смешались в один непередаваемый водоворот эмоций. В проёме двери, как два демона из детских кошмаров, материализовались наши мучители. Мэри, с фальшивой, приторной улыбкой, застывшей на тонких, бескровных губах, и Филипп, с привычным презрительным выражением на лице.
– Ну привет, мальчики. – пропела Мэри, растягивая слова, и её голос, приторно–сладкий, как прокисшее молоко, вызвал у меня новый приступ тошноты. – Уверена, вы думали, что мы больше не увидимся? Какие же вы всё–таки наивные… глупцы. Но не стоило вам убегать, вы ведь только всё испортили своими ребяческими действиями, разрушив все мои тщательно продуманные планы на ваше светлое будущее.