Симфония праха - страница 8

Шрифт
Интервал


Старалась быть лучше, чем вчера. И повторяла эту мантру изо дня в день. Хоть и всю жизнь считала, что не мне, а миру нужно меняться.

Старалась не кричать, когда она приходила домой позднее обычного. Моя вина в том, что я была заботливой мамой, искренне лелеющей непокорную дочь?

Старалась забыть страх и научиться спать без кошмаров. Как это сделать, если дыхание сводит даже от звука клаксонов?

Старалась просто быть, несмотря на призраки тех людей, чьи жизни оборвались из-за меня. Хотя там я и не могла иначе.

Разве этого недостаточно?

Все эти попытки и терзания были зря? Годы в ожидании возвращения дочери, которая будет извиняться на коленях, тоже были напрасными?

Как тяжело.

Тяжело осознать, что вещи, которые были смыслом жизни, давно утратили свою суть. Придется смириться, снова и снова возвращаясь на давно осточертевшую станцию. Рельсы назойливо скрипят под весом поезда. Слишком яркий свет разрезает темноту. Свисток мужчины по вторникам и женщины в синем костюме – по четвергам. Табло, что начинает мигать, когда время приближается к нулю. Свисающие из чужих карманов наушники, откуда слышны песни, хотя головы людей забиты совершенно другим. Дети и взрослые будто магнитом тянутся к дверям поезда. Интересно, они думают о том, что состав пролетит мимо станции, так и не остановившись? Или о том, что, если они не войдут в конкретную дверь, немедленно настанет конец света? Эта картина стала жутко родной, а каждая деталь – затертой и обыденной.

И еще одна мысль приходит мне в голову уже в который раз. Она гудит в мозгах, как колокол, и пляшет, словно марионетка дьявола. Впервые она пришла еще во времена войны. Я была подростком, а за плечами уже остались похороны отца, матери и подруги. Казалось, что жизнь не может быть другой. Только бесконечная грязь на лицах близких людей, страх, идущий за руку со сталью в сердце, и усталость. Я безумно устала в свои четырнадцать лет. Снова эта мысль пришла после ухода дочери. Я снова потеряла то, что было дано моей и без того ядовитой душе. И сейчас, спустя столько лет, мысль опять вернулась – надо прыгнуть.

Просто взять и переступить невидимый барьер, державший меня все эти годы. Стать очередным именем на первой полосе газет. Превратиться в ничто. Люди наверняка спишут все на старческий маразм, но никто не узнает правды. Правды о том, как тяжело жить, понимая, что завтра все равно наступит.