Алевтина непонимающе смотрела на него, никак не могла понять, что муж от неё хочет. А он, вдруг, поднял жену на руки, чего не делал многие годы и понёс в спальню. Алевтина не сопротивлялась, у неё просто не было на это сил.
– Егор, не время сейчас для утех. Оставь это, – лишь обняв мужа за шею, тихо сказала она.
Но Егор Валерьянович её уже не слышал, что с ним творилось, он и сам не понимал, но его будто прорвало. Может так он мстил тем, кто так поступил с его сыном… так страстно, как в эту ночь, мужчина давно с женой любовью не занимался. А Алевтина думала, что предаёт память сына и стыдливо прикрывая свою наготу, молча плакала. Женщина была измотана и почти сразу, как только он отпустил её, уснула в объятиях мужа.
Егор Валерьянович же, в эту ночь уснуть не смог. Выйдя на террасу, он стоял у окна и курил одну сигарету за другой, сурово посматривая на небо, будто ожидал там увидеть осуждающий взгляд своего сына. Наверное, в глубине души и он чувствовал вину, что едва похоронив парня, его вдруг прорвало на любовь. Только мужчина старался оправдать себя, перед кем, он и сам не знал.
– Прости, сын… но иначе я не мог. Нам с матерью ребёнок нужен… очень нужен, – прошептал он, затушив очередную сигарету.
Валентина с Марией пришли домой, ложиться девушка отказалась, а Вера Константиновна хлопотала на кухне, она пекла для внучки её любимый пирог с вишней.
Вечером, услышав, что Валентина вернулась домой, зашли соседки, подруги Марии и Веры Константиновны. Но Валентина заперлась в своей комнате и выходить к ним отказалась. Ей было стыдно смотреть соседям в глаза.
– Помогай вам Бог, Мария, выдержать всё это. Жива твоя дочь и слава Богу, – говорила одна из женщин.
– Что же вы на похороны-то не пошли, Мария? Вон и Валентина из больницы вышла, – вдруг спросила вторая.
– А ты, Варя, не понимаешь, что ли? Валентина, от боли, согнувшись домой пришла, мы с ней еле дошли. Как бы она на кладбище пошла, в такую даль? Думаешь, ей легко? Они же с Валентином любили друг друга. Не дай Бог никому. Изверги, жизнь моей дочери сломали, а ты спрашиваешь. Когда она ещё оправится? Всё боюсь, руки на себя наложит, – обиделась Мария.
– Грех-то какой! Что же ты говоришь, Мария? Это я так, просто спросила. Ну прости меня, дуру, не подумав спросила, – ответила Варя.