«За мной – мир слёз, страданий и мучений,
За мною – скорбь без меры, без конца,
За мной – мир падших душ и привидений…»
Смотрит тускло, глаза как погасшие свечи.
– Любите книги?
– Люблю их читать.
Вопросительный взгляд.
Я ответила:
– Любить книги можно как предмет. Можно как стремление к истине!
– Не все трагедии ведут в монастырь, но все к истине? – Понял меня, он.
– Да.
Смотрю тоже; нос хищный, и губы изогнутые выпуклые, бесстыдно-жадные как будто.
– В чём высшее счастье человека?
Я заглянула ему в глаза, в эти две мерцающие, словно всезнающие бездны.
Добавляю:
– В не стремлении к истине!
– Она – трагедия, – Согласился Тамал Тапас. – Трагедия из трагедий: служение демону Истины!
Мы на одной волне.
Я посмотрела на книгу, лежащую на столе: Слеза Азазеля.
– Вы читаете?
Его глаза напряжённо сузились.
– Да.
– Что там написано?!
– «Приглашение к Слезам, к Знанию, что не приносит ничего, кроме горя».
Я вдруг поняла. Поняла, что с ним произошло; его допустили к Знанию, и плату взять не забыли…
Когда я пришла, меня встретил хромой.
Он тяжело опирался на трость.
Высокий и худощавый, полуседой и волосы полудлинные.
– Обескураживающе, но не убийственно!
Голос кошачий, по-кошачьи бархатный.
– Вы меня успокаиваете, или себя?
Усмешка на губах тёмно-алых:
– Боль учит!
– Чему же?
– Смертей много, а жизнь одна!
Я посмотрела на трость.
Я подумала, – Похоже, одну из своих жизней ты уже потратил…
Иаков борется с Ангелом на картине Александра Луи Лелуара.
– И боролся Иаков с Ангелом, – с Судьбой, и остался хром!
Тамал Тапас стал рядом со мной.
– Это вы.
Я посмотрела на него.
– Я! – Выскаленно улыбнулся он.
Я посмотрела на его лицо с острыми углами.
– В [жизни] моей, мадам, вините немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце!
– «В сердце»? – Смутилась я.
– Знаком ли вам язык марсиан, язык поэзии?
– «Язык марсиан»?
– Да, эти ребята собрались на Марсе, чтобы писать стихи!
– Земля их не устраивает?
– Слишком много несвободы! Слишком много тоски!
– Разве язык поэзии не язык страдания?
– И он тоже! Язык поэзии – это обнуление беспамятством смерти!
– «Смерти»? – Очень удивилась я.
Полуусмешка полуулыбка:
– Чтобы быть хорошим поэтом надо умереть.
В кабинете он пригласил меня сесть.
– Расскажите о себе!
– Что?
– Всё! Всё, что можно сказать незнакомцу!
Я улыбнулась:
– Незнакомцу можно сказать больше, чем знакомцу.