42–24 - страница 2

Шрифт
Интервал

Несмотря на то, что некоторые стихотворения привязаны к давно минувшим эпизодам ВОВ, они удивительным образом входят в резонанс с происходящими вокруг нас, в наше время и дни, событиями, свидетельствуя о неизменности природы и сути человеческих характеров и взаимоотношений.

Хочется надеяться, что данный сборник послужит думающему современному и подрастающему поколению читателей своего рода зеркалом, в котором отразился практически весь диапазон русской «глубинной ментальности» в её предельных значениях.

Легенды

Воды древние,
Выплески чаек.
Встрепенулась душа,
Воскрыля:
Это дольний
Мне путь озаряя,
Из легенд светят
Шлемы
Кремля!
Но —
Как будто недавнее —
Помню:
Сердце мечется,
Словно в огне,
Точно ханские
Карлики-кони
Скачут Русью,
И значит, – по мне.
Русь.
Святыня моя,
Хлеб и камень.
Родников колокольная весь.
Бьют копыта
В то место,
Где память,
Чтоб навек позабыл,
Кто я есть…

Бабушка Наташа

Высоко-далече
Месяц колесом.
Дух от русской печи
Клонит в лёгкий сон.
Кот наставил ушки —
Мышка что ли где…
У окна – старушка.
Перед ней – кудель.
– Бабушка Наташа,
Вы ж совсем одна,
Для чего Вам пряжа,
Для кого она?
– Не могу без толку,
Жизнь прошла в труде.
И опять умолкла.
Знай, прядёт себе.
Лишь вздохнёт украдкой,
И качнётся тень…
А в окне, за хаткой, —
До небес кудель!
Разноцветья ситца
Веселы, свежи!
Ниточка струится
Светлая, как жизнь.

От Харькова до Льгова

Всё скошено.
Всё убрано.
Всё вспахано.
И первый снег
Летит на зимний путь.
А в поле скирды —
Серыми папахами
Сквозь завереть,
Сквозь снежную крупу.
И вот тогда,
Не помню точно дату,
Вдруг оживали
Кринки и горшки,
И собирались
С шумом в нашу хату
Поесть, попить, помыслить
Мужики.
От ламп многолинейных —
Что от солнца!
Вдруг запевали,
Руку козырьком,
Припомнив то «зелёных»,
То махновцев,
То белых
И червонных казаков!
Ну сколько их,
А будто – вся Россия!
И голоса плывут
За край небес.
Душе в самой себе
Невыносимо,
Когда вот так —
О вечном, о себе
Про атаманов,
Вольницу и Польшу…
И обмирало всё —
Не шевелись!
И хата становилась больше, больше,
И вот уж – степь:
Подковы. Сабель свист!
И всё. Конец!
Валясь в седле, чуть набок,
Ловлю я воздуха
Упругий ток…
И прихожу в себя,
Хлопочут бабы.
Кладут на раскалённый лоб
Платок…
Глаза открою,
Первое, что помню, —
Такая тишина. И пустота.
Лампадный свет.
Георгий на иконе
Глядит в меня особенно. Не так.
Ах, детство, детство!
Чувственность. Безбрежность.
Следующая страница