– Думаю, тебе лучше уйти. Иди, скоро стемнеет, а ты в таком состоянии, что и заблудиться не долго. Извини, проводить тебя не могу. Дела у меня, как видишь. А дела такого рода надо доводить до конца.
Девушка потешно шмыгнула носом, втянув в себя обратно свою кровь, кивнула головой. Ну вот и ладно, она меня поняла, умничка. А лишние свидетели мне не к чему.
– Прощай, Вика, и забудь обо всём, что здесь произошло, – сказал я ей на прощанье.
Конечно, она ничего не забудет. Невозможно. Как такое можно забыть? Если только себе башку строительным сверлом просверлить и выпустить наружу все свои страхи и плохие мысли заодно вместе с жизнью, тогда, да, забудешь все – универсальный способ. Вике я такого не желаю, это мысли о себе самом, а не о ней. Она выберется и побежит заявлять в полицию, обязательно побежит… А может, не побежит? Не стоит себя обманывать, убаюкивать – очень хочется, но не стоит. Но всё равно, всё равно я должен это сделать – сделать самое значимое в моей жизни, совершить настоящий мужской поступок, которым можно будет гордится. Так редко нам представляется шанс проявить себя с лучшей стороны. Люди, особенно мужики, раскрываются в чрезвычайных обстоятельствах – на войне, в тюрьме, или вот в таких обстоятельствах, в которых я, по воле случая, оказался сегодня.
Вика встала с вечерней, холодной земли, встала из тени, чтобы вернуться к жизни, уйти отсюда и не возвращаться. Она пятилась спиной назад, к тропинке, а юбка так и осталась задранной на бедрах. Трусиков я её, правда, больше не видел, как и ступней, утопающих в зелёной травке. Двигалась она медленно, слегка заторможено, будто находилась под веществами. Я отпустил одну ногу маньяка и не нетерпеливо помахал ей рукой:
– Ну иди, иди! – прогонял её словно бездомную собачонку, увязавшуюся следом, от такого сравнения мне даже стало стыдно.
Она вроде послушалась, ускорилась и скрылась за деревьями, покинув полянку. Супер. Вика ушла – я затащил маньяка в хижину. Нащупал слева от двери выключатель, включил свет, осмотрелся. Да, так и есть, он здесь устроил для себя индивидуальный кровавый рай. Здесь он был господином, а они, другие, такие слабые и податливые его чёрной воле, – дешёвыми вещами, с которыми весело играть и не жалко сломать, а даже нужно сломать, уничтожить самым извращённым способом – в этом смысл игры. Рай – для него, ад – для его несчастных жертв.