Он не носил корону. Хотя, чтобы узнать, кто перед тобой, это было и не нужно. Его лицо изображали на каждом углу, о нем писали книги и стихи. Этот человек стал первым лицом нашего прекрасного королевства после того, как сверг собственного отца.
– Мама, он прекрасен. Сколько ему лет? – шепотом спросила я.
– Какая разница, сколько ему лет? Не суди человека по внешности, – так же шепотом ответила она.
Мама всегда осуждала меня за то, как быстро я поддавалась обаянию чужой красоты.
– В этот день мы собрались здесь, чтобы своими глазами лицезреть силу закона и королевское правосудие, – заговорил король. Улыбка с его лица исчезла, теперь оно напоминало камень. – Сегодня все смогут извлечь из этого урок.
После этих слов он пошел к заднику сцены, где находился трон, сел и взмахом руки приказал начинать. Я догадывалась о происходящем и пыталась смириться с мыслью, что, вероятно, сейчас начнется казнь, но ноги все равно дрожали от страха.
До начала представления перед сценой разместили небольшой помост с дровами, на котором тут же разожгли костер. Через несколько секунд его пламя разрослось в огненный столб высотой около трех метров. Над площадью растянулась каменная постройка, напоминающая мост; она служила возвышением для громких объявлений и новых приказов. Оттуда я и услышала первые крики. Посмотрев наверх, я увидела связанную женщину и двух державших ее людей в масках. Женщину связали веревкой, чтобы она не могла пошевелиться, после чего перекинули через мостовое барьерное ограждение и стали медленно опускать. Она кричала, а я все сильнее сжимала мамину руку. Огонь неумолимо подбирался к женщине, и даже отсюда чувствовался его жар. Внезапно вопли стихли, и женщина молча уставилась на пламя внизу. Ужас в ее глазах выбивал воздух из моих легких. Женщину опускали не спеша, словно мучая ожиданием собственной смерти. Забыв слова мамы, я зажмурилась и попыталась отвлечься от происходящего. Но повторившийся крик вновь заставил меня распахнуть глаза. На этот раз огонь добрался до своей жертвы: ее кожа сгорала, а страшный вой сменила тишина. Я не видела ничего, кроме жженого тела; не чувствовала ничего, кроме запаха опаленных волос и мяса. Некоторых людей в толпе рвало, но, приходя в себя, они продолжали молчать и зажимали рты своим рыдающим детям. Нам нельзя уйти отсюда. Мы должны смотреть. Казнь еще не окончена.