Евлампий, между тем, отчаянно пытался понять, что вообще происходит, что творится вокруг, пытаясь ухватиться за какую-то ниточку логики. Он пришел в лабораторию, наивно надеясь избавиться от своего надоедливого зуда в носу, а в итоге оказался в самом центре исторической реконструкции, словно его вдруг перенесли на машине времени, да еще и с агрессивным попугаем-полиглотом в придачу, что совершенно не входило в его планы.
Попытки “улучшить мир”, как их наивно и самоуверенно называл Григорий, тоже совершенно не приносили желаемого результата, а только добавляли все больше неразберихи. Они казались опасной игрой в русскую рулетку с историей и реальностью, в которой ставка была слишком высока. Один чих, намеренный снизить цены на бензин, привел к тому, что цены, конечно же, упали до нуля, как он и хотел. Но, одновременно с этим, исчезли все без исключения автомобили, словно испарились, а улицы заполнили неторопливые лошади, тащившие за собой поскрипывающие телеги. Город наполнился ржанием и запахом свежего навоза, а пробки стали еще более внушительными, хотя и по совершенно иной причине, создавая адскую какофонию и ужасную вонь.