Джулиан – именно так его называл тот, другой мужчина. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он ждет, когда представлюсь я.
– О, – воскликнула я и протянула руку, – Тея. Тея Мельбурн, и ничего страшного в этом странном знакомстве, если вы не собираетесь меня похищать.
Мне правда стоит развить в себе инстинкт самосохранения. Обычно я умею держать себя в руках, ведь живу в крупном мегаполисе и знаю, как распознать опасность. Но сейчас веду себя так, словно ничего не произошло.
– Приятно познакомиться с тобой, Тея.
Мое имя из его уст звучало пьяняще. Я могла бы поддаться его чарам и позволить им завладеть мной. Но прохлада кожи поверх моей ладони мгновенно все разрушила. Я опустила голову и увидела, что он в перчатках. Прежде чем я успела спросить его о столь необычном выборе аксессуаров, Джулиан взял мою руку и поцеловал тыльную сторону ладони. На мгновение мне показалось, что он задержал губы чуть дольше положенного, и у меня снова закружилась голова. Когда он отпустил руку, ощущение пропало.
Это было из-за него. Он нажимал на все нужные кнопки, будто нашел во мне панель настроек, о наличии которой я даже не подозревала.
Он шагнул в сторону и согнул руку в локте:
– Спасибо, что позволила мне пойти с тобой.
У меня отвисла челюсть. Он нахмурился, и я поджала губы. Я взяла его под руку и немного расслабилась, когда мы вместе направились на вечеринку. В тот момент мне пришла мысль, что эта ночь может стать самой странной в моей жизни. Однако я все же надеялась, что рыцарство не кануло в Лету. Я подумала об этом, когда мы проходили мимо коллекции портретов в рамках, которые висели на стене. Последние пятнадцать минут мне было тяжело собраться с мыслями.
– Я позабочусь о твоей виолончели, – пообещал он.
Я взглянула на его темную тень, которая, казалось, шла в нескольких сотнях метров от него дальше по коридору.
– В этом нет необходимости…
– Конечно, есть, тем более, что я этого хочу, – прервал он меня. – Я виноват в том, что она повреждена.
– Уверена, что ее можно починить, – солгала я.
Возможно, виолончель можно было бы починить, если бы не трещина. Я сомневалась, что даже самый опытный мастер сможет ее починить. Мне пришлось обслуживать столики все лето до поступления в университет, чтобы купить ее. Это была самая дорогая вещь, которую я когда-либо видела. И она принадлежала мне. У меня не было шансов получить место в оркестре без полноразмерной профессиональной виолончели, не говоря уже о том, чтобы получить стипендию Ридса. Осознание этого пронзило мое сердце. Все, ради чего я так упорно работала, сгинуло.