– А тебе видно больше всех известно?
– Мы когда-то были знакомы. Очень-очень давно.
Она едва держалась на ногах, не то от голода, не то от скользких булыжников мостовой. Женщина подхватила её под руку и повела в глубину узкой улицы.
– У меня там пирог остался с утра, я поделюсь с тобой, и всё расскажешь.
В городе давно боялись заговаривать с незнакомцами. Никто не знал, как по-настоящему выглядит Джек-потрошитель. Им мог оказаться и безобидный старикашка, и состоятельный джентльмен, и даже женщина, отчего лондонцы старались не рисковать и прятались по домам. Но у Лидии не было выбора. Денег, вырученных у ростовщика с украденных карманных часов, почти не оставалось. Она экономила на всём, чтобы не остаться тёмной ночью на улице. Если не хватит на ночлежку – считай, ты пропал, поэтому отказываться от пирога было непозволительной роскошью. Тем более сейчас, средь бела дня. Хотя скорее серого: солнца не было видно, его заволокло облаком смога, испускаемого фабричными трубами.
Совсем скоро Лидия и её новая знакомая подошли к изрядно обветшавшему дому, которому, казалось, исполнилась уже не одна сотня лет. Его фасад был затянут трещинами, прикрытыми грубыми пластами прогнивших досок. Типичная ночлежка, коих в Уайтчепеле был не один десяток.
Переступив порог, они очутились в полумраке, где тени, казалось, оживали в танце под потолком. Винтовая лестница уходила в темноту. В воздухе витал аромат сырости, смешанный с прогнившим мусором недобросовестных жильцов. Осторожно двигаясь по узкому коридору, где каждый шаг отзывался тихим скрипом пола, Лидия и её спутница добрались до конца пути. Перед ними появилась деревянная дверь, за которой скрывалась крохотная, тесная комнатка. Там, в сердце дома, царила тревожная тишина.
Безымянная женщина жила одна, что уже свидетельствовало о неплохом её положении. Кровать, загороженная шторкой, круглый стол и перевёрнутое зеркальце рукой вверх на стене – вот и всё убранство. Взглянув на своё отражение, Лидия чуть не обмерла. На неё смотрела не двадцатидвухлетняя девушка, пышущая молодостью, а её окоченелый труп с сухими, как пергамент, бледными губами.
Хозяйка включила керосиновую горелку, достала стеклянную банку с чайной трухой и без лишних церемоний погрузила в неё свои грязные искривлённые пальцы. Лидия лишь молча наблюдала, стараясь подавить отвращение. В её нынешнем положении было не до гигиены.