Его запах после дождя - страница 27

Шрифт
Интервал


Я устроил его на сиденье в кабине. Отсюда далеко все видно. Он ничего не упустит. Все проплывает, ничего не задерживается.

– Знаешь, мир вокруг не всегда так мчится. Захочешь, и он замедлится.

Во всех руководствах говорится, что для путешествия щенков необходима клетка, что это спокойно для них и безопасно для окружающих. Интересно, какое живое существо чувствует себя в безопасности, попав в клетку? Если опасность возникает при торможении, значит, не будем тормозить. Мне не показалось, что Убак плохо себя чувствует в машине, зато вокруг такие чудеса – чего только не насмотришься: горы вдали, горизонты, Патагония. При каждой остановке фургона – на красный свет или еще по какой-нибудь необходимости – Убак решал, что настало время великого перелаза с его места на место водителя. Мне показалось, что ему хотелось бы свернуться у меня на коленях. Я сказал ему «нет», но в моем «нет» не прозвучало никакой категоричности, и он продолжал елозить туда-сюда и в конце концов свалился – ну что тут скажешь? Он же у себя дома.

Доехали до платной дороги, и дама в кабинке, которой надо было платить, заметила Убака и тут же начала улыбаться. Еще бы! Он же красавец! И вот еще одна вещь, которая точно известна про щенков, – благодаря им вы улучшаете жизнь и мужчин, и женщин, которых встречаете, если только у них не каменное сердце. А так полминуты – и все растаяли, перестали быть, кем были, забыли, что делали, смотрят на беспомощное чудо и говорят детскими голосками: ах ты, лапочка, ах ты, прелесть! Бывают дни, когда излучение счастья добирается и до вас, и вам начинает казаться, что эти слова относятся и к вам тоже, но длится это недолго. Вы награждены косвенно тем, что восхищаются вашим щенком, и этого вполне достаточно. А щенки и вправду достойны восхищения, они ничего не делают, чтобы нравиться, они есть, а больше ничего и не нужно. Прелесть, не стремящаяся извлечь никакой выгоды, – вот высший пилотаж, который обезоружит каждого, имейте это в виду, павлины! У животных есть некая особенность, философы назвали ее «чистым даром»: я не хотел ничего тебе давать; я ничего не лишаюсь, давая тебе; не воображай, что мой дар стал твоим, он делится между всеми, но, если он тебя радует, мы тебя его не лишаем – да здравствует бескорыстие! Это что-то вроде неаполитанской кофейни – подвешена в воздухе и открыта для всех.