Факультет управления при Собственной Его Императорского Величества академии
– Мой мистик бьет твоего изувера!
– Ха! Готовься попрощаться с часами, у меня королевский шут!
Раздались звонкие шлепки карт по столу и тихий заливистый девичий смех. Пахло кофе, кто-то терзал лютню, бездарно, но с огромным воодушевлением. Приглушенный свет, разговоры, вздохи, звон бокалов, шелест одежды…
– Скука.
Вместе с прощальными летними днями на юг Форстума пришел проливной дождь. Первый, но не последний. Тяжелые капли барабанили по черепичным крышам, с грохотом разлетались от оконных отливов, собирались в лужи и ручьи. Перед узким стрельчатым окном комнаты отдыха стоял черноволосый парень. Ни на кого не обращая внимания, он наблюдал за мокрой безлюдной площадью. Пышногрудая блондинка в малиновом платье, сшитом по последней форстумской моде, любовалась им издали, не решаясь прервать молчаливое созерцание.
«Хорош. И знает это», – думала она, бросая ревнивые взгляды на других девушек.
Ее взгляд шарил по мужской фигуре, иногда задерживаясь ниже талии и вновь поднимаясь к разбросанным по плечам черным волосам, подмечая и качество ткани, и идеальную работу элитного портного, и то, с какой элегантной небрежностью носит одежду этот человек. Она скользила по нему взглядом, а в голове уже сложился план текста для студенческого светского журнала. «Что носят арии в этом сезоне? Посмотрим на одного из них. Кипенно-белая рубашка из плотного хитинского шелка, расстегнутая на три верхние пуговицы, облегает широкие плечи. А ведь этот шелк завозит в столицу только один купец – Салух ибн Вер! Светлые мягкие штаны, сшитые в швейном доме „Три короля“, подчеркивают длину ног, а модные в этом сезоне туфли из кожи белого буйвола, которые можно заказать только у братьев Хант, завершают образ высокородного аристократа». Да, именно так она и напишет! Заодно отработает ту чудесную блузку, которую ей презентовали за рекламу в очень популярном студенческом журнале.
– Ненавижу дождь.
Молодой мужчина отвернулся от окна и направился вглубь помещения. Проходя мимо открытого рояля, остановился, чуткие пальцы с отполированными ногтями лениво пробежали по клавишам, извлекая тихую печальную мелодию.