Молодой офицер снял с вешалки гимнастёрку и, надев её, застегнул на все пуговицы, после чего подошёл к прикрытому занавеской окну. Наверняка если застегнуть все пуговицы, это приведёт его в норму и он снова станет образцовым офицером императорской армии, которым всегда и старался быть.
Часть разместилась на площади, название которой Нори сейчас не мог вспомнить, силясь приглушить пульсирующую в голове боль.
Виднелись натянутые большие палатки. Уже дымила полевая кухня. Дежурные солдаты суетились, чтобы накормить завтраком и наполнить силами на новые убийства императорскую пехоту. Какой бы важности ни происходили события, человеческие потребности оставались неизменными, потребность во сне и пище всегда будет напоминать человеку, что он не бог, даже если он себя таким возомнил.
Офицеры, как и второй лейтенант Абэ в их числе, разместились в домах, прилегающих к площади. Комната Нори располагалась на втором этаже богатого каменного дома.
Выпив воды из фляжки, Нори прислонил левую руку ко лбу, с силой нажал на бритые виски, стараясь унять болезненную пульсацию.
Что ему ещё там снилось? Что девушка увязалась за ним, а он, чувствуя ответственность за ту, чью жизнь спас, не находил доводов прогнать её прочь. Когда навстречу шла группа солдат, она подбежала к нему. Схватив его левую руку, вот эту, которой он сейчас сжимал лоб, прислонила к своей голове и попросила сжать волосы в кулак, что он от растерянности и сделал. Её спутанные волосы оказались очень прочными и шелковистыми. Он ещё никогда не трогал девушку за волосы. Если не считать якобы случайных прикосновений к волосам сестры Иноэ, которую он тайно любил, как ему тогда казалось.
Группа пехотинцев прошла, посмеиваясь и хваля добычу второго лейтенанта. Молодого, но решительно ведущего за волосы подобострастно согнувшуюся китаянку, похоже, потерявшую волю и смирившуюся со своей участью боевого трофея.
Каким-то образом он сумел провести китаянку в дом. Ближе к площади мародёров он не заметил, только караул. Похоже, солдаты стремились не беспокоить офицеров, игнорирующих ночной произвол, и рыскали по улицам, расположенным дальше от площади.
Пехотинцы, стоящие на сторожевых постах, лишь молча поклонились. Рассуждать о действиях офицера, отражающего в своих действиях волю императора, они не смели. А потом он зашёл в заранее выбранную комнату и уснул.