– Не выливай… – сипло попросил я.
Лепеха послушно поднёс подрагивающий огонек к кончику моей папиросы. Я несколько раз «пыхнул», раскуривая влажноватый табак, а затем выпустил сизый клуб дыма из ноздрей. Лепеха тоже, не стесняясь, задымил как паровоз. Вскоре небольшая комнатка окуталась плотными клубами дыма
– Как, базаришь, Лепеха, – просипел я, массируя рукой барахлящий «моторчик», – приняли тебя на сходке?
– Так сами и подтянули, – сплюнув в жестяную банку из-под тушенки, заменяющую мне пепельницу, ответил домушник. – Ты же в курсе, Метла, я ить токо-токо от хозяина[13], честный вор. В авторитете[14], хоть и не коронован…
– А то я не знаю, Коля? – Я взмахнул рукой, прерывая Лепеху на полуслове. – Ведь не одно ведро чифиря вместе в Соликамске выдули! Правда, давно это было… – Я хлопнул ладонью Лепеху по плечу и хрипло рассмеялся «свистящим» смехом, перешедшим в затяжной кашель. Вытерев губы платком, я заметил на светлой ткани кровавые разводы – туберкулез, похоже, стремительно прогрессирует, как и предупреждал гребаный лепила.
– Это просто подфартило, что давно! – произнес Лепеха, когда мой кашель ослаб. – И никто из этих сопливых беспредельщиков не знает, что мы с тобой на Соликамской киче корешились. Иначе бы со мной по-другому базарили.
– Фраера апельсиновые! Лавра позорная! – Я скорчил брезгливую физиономию и скрипнул от злости зубами, мохратя бумажный мундштук папиросы. – Куда катится воровской мир, Коля? – Я подхватил со стола бутылку водки и разлил остатки в граненые стаканы, после чего затушил прогоревший окурок в банке. – Серый! – крикнул я, но не громко, чтобы не напрягать слабые легкие. – Иди, выпьем! И колбаски свежей нам накроши!
– Ща пошинкую, пахан! – Раздался из кухни низкий хриплый голос Серого, моего приближенного и одновременно телохранителя.
– Таких воров, как ты, Метла, – с глубоким почтением в голосе произнес Лепеха, тоже потушив окурок, – настоящих идейных побродяг, и не осталось совсем! Вот и Васи Бриллианта уже два года как…
– Помянем Ваську… – Я взял в руки наполненный водкой стакан. – Серый, ну, ты чё, там, сандальнул[15], что ли, по-тихой?
В дверном проеме появился крепкий, подвижный и мускулистый мордоворот в расстегнутой «до пупа» светлой рубашке не первой свежести. В руках у него обнаружилась тарелка со свежей нарезкой колбасы и финка ручной работы. Серый подошел к столу, поставил на него закусон и спрятал нож в собранном гармошкой голенище хромового сапога.