Наверное, поэтому Димка каждую тревожную полночь превращается в тыкву. Ладно, не в полночь, скорее ближе к трем, и не в тыкву, а в героя. И защищает свой город, обманчиво крохотный, от вторжения тех, кого, как оказалось, не напрасно боятся дети.
Вылетев во тьму вопреки всем законам физики, он замахивается грозным оружием и слышит за спиной отчетливое «чпок» – с таким звуком раскрывается красивый детский зонтик, розовый, с котятами. А значит, маленькая принцесса рядом, парит чуть позади, одной рукой придерживая корону – ну куда же принцесса без нее?
Фонари, окружающие площадку, опасно перемигиваются, то одновременно затухая, то вновь ярко вспыхивая. Пары секунд хватит, чтобы одного слишком удачливого героя поймали за щиколотку и впечатали в серое зерно асфальта. Чье-то покрытое зеленой слизью щупальце щелкает слева, в опасной близости, свивается тугими кольцами. Димка видит, откуда оно тянется: кракен цвета маминых румян сидит под сдавливающей его «паутинкой», пучит зеленые глаза с вертикальными зрачками. Похожие на переваренные сосиски щупальца тянутся вверх – не к Димке, а к маленькой принцессе, парящей над ним в раскрывшемся колокольчике платья и забавных кружевных панталонах.
Замахнувшись полуножницами, Димка уходит в штопор, отсекает одно щупальце, затем второе. Они разлетаются к краям площадки, не переставая извиваться. Приземлившись, он припадает на одно колено, поправляет очки костяшкой указательного пальца – не разбить бы. Взрослым плевать на ночные геройства, не приносящие ни славы, ни денег. Геройства, о которых они даже не догадываются. А вот за очки можно и получить – не подзатыльник, но неподъемный немой укор. Чувство несправедливости все сильнее клокочет где-то между ребер, Димка проворачивает невидимый ключ, открывает иллюзорную клетку – и выпускает его наружу.
Он несется к кракену, разрубая на бегу новые и новые щупальца, и стискивает зубы. Раз. Позади приземляется принцесса, шаркают крохотные босоножки – наполненный ветром зонт тянет ее вперед, не давая остановиться. Два. Димка ныряет под щупальце, спружинив, перескакивает через него, заставляет скрутиться узлом – и гордо усмехается, представив, как кинематографично, должно быть, смотрится со стороны. Три. Невидимые зрители беззвучно аплодируют, не жалея ладоней.