– Благодарю, брат мой, – кивнула София. – Скажи, ты не замечал чего странного вокруг нового наставника?
– Малека? – тот замялся, недоумённо пожав плечами. – Нет, сестра… он вроде очень добрый, приветливый. Вчера помогал мне перетаскивать тяжёлые бочки. Даже удивительно, такой утончённый человек, а силён.
София нахмурилась. Похоже, все вокруг видели в этом юноше лишь саму воплощенную кротость. Но она не могла избавиться от предчувствия, будто за тонким занавесом чинного поведения скрывается волк, успевший накинуть овечью шкуру.
«Должна ли я предупредить настоятельницу?» – думала она, возвращаясь к себе. «Но у меня нет доказательств, кроме смутных намёков и собственной тревоги. Как уберечь монастырь от беды, если никто не верит, что беда вообще возможна?»
Вечером тень опустилась на монастырский сад раньше обычного; тяжёлые тучи медленно заволакивали небо, грозя дождём. Сестра Елена на минуту отлучилась из трапезной, чтобы вынести остатки хлеба в небольшую кладовку возле кухни. Там было темно и пахло сухими травами. Когда она подняла руку, чтобы зажечь масляный фонарь, почувствовала чьё-то движение за спиной. Резко обернувшись, сдавленно вскрикнула – перед ней стоял Малек.
– Прости, не хотел пугать, – тихо сказал он. – Я искал сестру, которая здесь дежурит…
Узкое пространство кладовой будто сдавило их обоих, а тёмные углы ещё сильнее притупляли чувство реальности. Елена прижала руку к груди, пытаясь унять прерывистое дыхание. Малек шагнул ближе, и его тень слилась с её тенью на каменной стене.
– Я… уже ухожу, – прошептала она, не смея смотреть ему в глаза.
Он же медлил, словно давая понять, что не собирается быстро отпускать её. Его присутствие обжигало сильнее, чем зной солнечного дня в библиотеке. Елена чувствовала, как в ней бурлят страх и желание, словно две враждующие стихии.
– Сестра Елена, – негромко произнёс он, наклонившись чуть ближе. – Ты ведь и сама осознаешь, что есть нечто большее, чем строгие обеты. Порой искушение – лишь путь к более искреннему пониманию себя. Разве душа не должна гореть, чтобы достичь света?
Она застыла, сердце стучало так громко, что в ушах стоял гул. Что-то внутри неё протестовало против столь кощунственных речей, но другая часть, сокровенная и слабая, жаждала услышать от него продолжения. Вдруг порыв ветра толкнул приоткрытую дверь, и кладовую озарил внезапный отблеск фонаря из коридора.