– Значит, еду, – сказал он вслух самому себе.
Он даже не удивился, когда снова услышал шаги под окном. Теперь Малек знал: они не просто следят. Они ждут. И набрал своего секретаря.
***
Лебедова всегда водила так, будто ненавидела машину. Она резко переключала скорости, плевала на ямы и могла одновременно держать руль одной рукой, а второй искать зажигалку в сумке. Малек это знал и поэтому молчал. Если бы он сказал что-то, она бы только назло врезалась в мусорный бак.
– У тебя точно есть права? – спросил он, когда машина с визгом влетела в очередную лужу.
– У меня есть любовь к скорости, – ответила Лебедова, доставая сигарету.
– Сказала бы сразу, я бы надел шлем.
– А ты думал, мы едем в спа? – она хмыкнула. – В сектантский спа с экзекуциями.
Малек усмехнулся, но быстро замолчал. Дорога к дому секты была длинной, и чем ближе они подъезжали, тем сильнее менялся воздух. Даже сквозь стекло чувствовалось – здесь пахнет старым деревом, водой из колодца и чем-то ещё, чуть сладким, почти болезненным.
– Почему ночью? – спросила Лебедова.
– Потому что днём тут слишком тихо. А ночью вещи начинают говорить.
Она молча кивнула. Её это не пугало. После пяти лет работы с Малеком её вообще мало что пугало.
Дом появился из тумана, как голодный зверь. Его стены были серыми, но не потому, что их так покрасили – это была серая от времени и сырости кожа. Забитые окна, косая дверь, следы копоти на стенах – будто кто-то пытался сжечь дом, а потом передумал.
– Симпатично, – сказала Лебедова, заглушая мотор. – Я бы тут сделала йога-ретрит.
– Очень смешно.
Они вышли из машины. Земля под ногами чавкала. Совсем рядом были следы шин – свежие. Кто-то приезжал сюда до них.
– Мы одни, да? – Лебедова достала фонарик.
– Сейчас – да. – Малек посмотрел на дом. – Но это может быстро измениться.
Дверь поддалась легко – словно сама хотела их впустить. Внутри пахло гнилым деревом, холодным железом и чем-то уксусным, как от старых яблок, которые забыли в погребе. Стены были влажными, воздух густым, как в старой бане. И тишина – не просто отсутствие звуков, а та тишина, в которой скрывается эхо старых голосов.
– Это ведь дом, да? – сказала Лебедова, проходя мимо выцветшего ковра. – А ощущение, будто мы зашли в чей-то сон.
Малек не ответил. Он знал это чувство. Он сам так думал, когда пришёл сюда впервые. Как будто дом – не просто место, а чья-то память, которую забыли выключить.