Его мало беспокоило, что скажут люди, что подумают, и как объяснить кто он и откуда пришел. Большую часть леса юноша легко пролетел птицей, но там, где лететь было опасно, пришлось замедлиться, обернуться человеком и бежать – бежать – бежать, надеясь только на свои ноги. «Только бы была жива!» – думал Мацко. – Только бы была жива!»
И, увидев издалека знакомый силуэт, почти задохнулся от переполнившего его счастья: «Жива!», на секунду замедлился, почувствовав как груз неизвестности покидает его, и побежал еще быстрее, лишь бы обнять, прижать к себе и не отпускать никогда, как будто это «прижать» и «не отпускать» могло что-то изменить. Осознав размахи бедствия и горя, Мацко понял, что Аксинья осталась совсем одна, и именно сейчас нужно принимать единственное решение. Хотя, если уж быть честным, решение это сын старейшины принял уже давно. Но боялся озвучить его себе и окружающим, зная, какие последствия оно понесет за собой.
Этот пережитый страх – потерять навсегда, был настолько близким и таким реальным, что затмил собой все сомненья.
«Пойдем, Аксюта, пойдем!» – Мацко помог девушке встать, и полностью уверившись в правильности своих мыслей и предстоящего поступка, повел ее прямиком к дому знахарки.
Агафья буквально остолбенела, увидев за спиной Мацко, робко стоящую рыжеволосую заплаканную девушку, как две капли воды похожую на любовь Власия – Настасьюшку. Она единственная знала тайну Ворона, как знала и о его тяжелом выборе между долгом – принять правление от своего отца и своим личным счастьем. Знала она и том, что несмотря на ладную его семейную жизнь и многочисленное потомство, в душе Власия, сделавшего выбор в пользу долга, что-то надломилось, а потом и умерло. И даже в самые радостные моменты жизни в глазах его никогда не появлялся тот особый, ни с чем не сравнимый свет, который выдает всех любимых и любящих.
С тем же проворством, с которым старушка накрывала на стол и выставляла неизвестно откуда появившиеся, еще дымящиеся блюда, Агафия сообразила – быть беде. Сама она ничем не рисковала, приютив влюбленную пару, Власий ей был не указ. А вот Мацко, судя по всему, сделавший свой выбор отнюдь не в пользу долга, рисковал всем. Закон есть закон, и его нарушение каралось строго.