Он плотно закрыл дверь и лег на кровать. Уже по чуть-чуть начал смиряться с тем, что с ним происходит. Начал подбадривать и успокаивать себя тем, что вылечится и выйдет поскорее отсюда.
– Эндрю, что вы тут лежите? Вам нужно покушать, набраться сил и принять лекарства, – сказал Томас, войдя в комнату.
– Уходите, оставьте меня одного. Я не хочу никого видеть.
– Так не годится. Иначе, надолго у нас задержитесь, вам же этого не надо? Так что давай, дружочек, вставайте, сейчас медсестра придёт и поможет. Никто вам тут зла не желает. Мы хотим помочь, спасти вас от себя самого.
– Пожалуйста, уйдите, оставьте меня. Я всю ночь сидел на одном месте, благодаря вам, у меня всё тело болит, голова раскалывается. Мне очень плохо, а вы тут со своими лекарствами.
– А вот и она, – оборачиваясь к медсестре, которая зашла с лекарствами, Томас встал, – давайте, Эндрю, не ведите себя как ребёнок.
Медсестра подошла к Эндрю с тарелкой каши, но тот откинул её с рук, что она аж вздрогнула.
– Эндрю, нам придётся опять вас связать и насильно всё делать. Вы же не хотите опять такого? Вставайте, будьте серьёзнее.
– Сколько раз вам надо это повторять? Вы меня с ума сведёте уже тут. Я уже чувствую, как выхожу из своего ума. Отойдите от меня, не трогайте!
– Похоже, нам нужна помощь. Позови кого- нибудь, Марта.
– Хорошо, доктор Либер.
Медсестра пошла за помощью и привела других врачей. Они схватили Эндрю и привязали к стулу.
– Ну что ж, Эндрю, вы не оставили нам выбора, – сказал Томас и стал впихивать в рот Эндрю остывшую с комочками кашу. Эндрю боролся, как мог, но враги вокруг оказались сильнее, и ему пришлось заглатывать эту кашу вместе с горечью и болью, которую он испытывал на тот момент.
– Ну вот и хорошо, а теперь лекарства, – продолжал Томас.
– Пожалуйста, отпустите меня, я хочу полежать. Мне плохо, – сказал Эндрю после горестной трапезы.
Медсестры развязали Эндрю, и вместе с доктором они вышли из палаты.
В сырой палате, в тишине, на жесткой постели лежал он, погруженный в собственные мысли, которые таились вокруг него, как серые нити печали. В палате была одна кровать, маленькая тумбочка рядом и раковина.
Глаза его, устремленные в никуда, отражали всю его боль, грусть и предательство общества. Невыносимая боль охватывала его, словно острый меч, вонзившийся прямо в сердце и оставляющий за собой лишь ощущение страданий. И в этой тишине каждая секунда казалась вечностью, каждый вздох напоминал о боли, которая жила внутри него, как рана, не заживающая со временем. Так он лежал, погруженный в своё внутреннее одиночество, пытаясь найти выход из этого бездонного лабиринта грусти.