– Согласна.
– Ну, например, как тяжело терять близких людей. Даже стать потерянным человеком, не так страшно, как потерять.
– Стоп. Я же согласилась, что некоторое всякое нельзя допускать до ума. Да и неизвестно, кому тяжелее при расставании, без надежды на встречу, особенно когда, для завершения гештальта не подходит ни одна практика.
– Гештальт? Что за слово? Немецкое?
– Ну а как же?
– Что означает?
– Ту самую фигуру, больше не являющуюся целостной.
– Ужас. Поломанную что ли?
– В какой-то степени, да.
– Так мы не об этом. Несмотря, на недопустимые потери, все стараются спасти свою фигуру, ну или шкуру, ну или кожаный мешок, и план спасения у каждого свой. И тот план, что является спасительным для тебя, может оказаться губительным для другого человека. Это закон жизни. Он был всегда и всегда таковым будет. Помни, люди так похожи, но они такие разные.
– Понятное дело. Кто-то фигура, кто-то шкура, кто-то кожаный мешок, а кто-то гештальт или живой мертвец.
Голова, вторая, нежная и пестрая, как рисунок, на бабушкином платочке. Голова, обыкновенная, как солнечный желток, вареного, куриного яйца. Голова, липкая и сладкая, как сгущеное молоко, в круглой, железной банке; как шарик сливочного мороженого. Голова, с запахом травяного чая, заваренного родниковой водой – той самой жидкостью, в которой обитают лягушки. Голова, потерявшая счет времени, слабо думающая, но душевно содержательная голова, рассказывающая об искренних чувствах человека, попадающего под влияние, хаотичных движений, неугомонных его рук.
Лиза Мышкина проводила мужа на работу и вновь прошла на кухню. Налила себе в чашку сублимированного зелья. Выпив его неохотно, взяла чистый лист бумаги, присев с ним за обеденный стол. Рядом, за окном пасмурное утро, снег легонько падает на мартовские пейзажи, укрывая их холодным одеялом. Лист лежит на столе точно, как это белое одеяло из снега.
– Ах, как-бы хотелось нарисовать пейзаж, который бы можно было продать за хорошие деньги. Но кому сейчас нужны картины? В этом мире, достаточно искусственной красоты. Никто не купит картину, выполненную дешевыми красками, на захудалом листке. Даже если удастся перенести это утро из окна, на лист бумаги и вдохнуть в него силу притяжения тысячи глаз. Даже если эта картина будет выглядеть, как шедевр известного художника двухсотлетнего возраста. Шедевр посмотрят, в лучшем случае оценят смайликом, в худшем напишут в комментариях умными словами свои размышления о том, как делать бы не надо или как надо – но не купят. Не купят и даже не подумают ни разу выложить свои кровно заработанные денежки, так как устали уже зрить красоту, в мире социальных сетей.