Ну тут я и сам сообразил. Знать бы ещё, чем эта нечеловеческая любовь вызвана.
Но киваю.
И стискиваю зубы, потому как отвар подкатывает к горлу, но к счастью комом падает в сам желудок.
– Евдокиюшка опять же смерть засвидетельствует, раз уж штатный целитель приболеть изволил.
– Сильно?
Уточняю больше для поддержания беседы.
– Да не особо, дня три-четыре, а там зелье дурное и закончится… он в жизни не признает, что этакое важное дело просрал.
А зелье нужное, надо полагать, у него не случайно появилось.
– Вы разве не должны спасать заблудшие души, – уточнил я, потому как это выражение смирения, на физии Михаила Ивановича застывшее, бесило несказанно.
– Так-то оно так, но спасать того, кому это не надо – пустой труд, – отмахнулся он. – Главное, что он уже доложил своему покровителю, что вы при смерти и речь идёт о часах…
– А кто…
– Князь Воротынцев. Знакомы?
– Впервые слышу, – искренне ответил я.
И по взгляду вижу, что ответ правильный. Ну да, где я, сирота и бастард, и где князь Воротынцев.
– А чего ему от меня надо?
– Мне вот и самому хотелось бы знать… причём настолько, что он и столицу оставил, и даже восстановил некоторые… старые связи.
Это он про Сургата?
– Более того. В канцелярии Синода уж третий день лежит прошение некоего Филимонова Ивана, сына Егорова, об опеке над безродным сиротой Савелием… – продолжил Михаил Иванович.
– А это…
– А это – верный слуга рода Воротынцевых.
Ну да, не самому же князю прошение подавать, свой интерес столь явно обозначая. Хотя один момент всё ж не понятен.
– Третий?
– Потерялось. Порой в канцелярии, даже Синода, такой беспорядок… особенно, когда в городе иные нехорошие дела творятся. То люди погибают, то полыньи беззаконно открываются, то вот сумеречник в приюте находится. До прошений ли?
И по выражению лица Еремея вижу, что для него это вот всё – тоже новость и не из числа приятных.
– Зачем им я?
Вот ну на самом деле, зачем. Тот же Мозырь – понятно. Артефакты смотреть, годность определяя, или вон полыньи отыскивать. Или даже ходить на ту сторону, разведкой ли, добытчиком. Польза большая. Но для целого князя, у которого завязки в столицах и, значит, интересы там же, эта возня – мелковато.
– А вот тут не скажу, – Михаил Иванович головой покачал. – Воротынцевы… род старый, невеликий сам по себе, но в большой силе. И там, наверхах, к ним прислушиваются.