– Курей? – опешил Иван Никитич. – Я, признаться, подумывал голубков жене красиво преподнести, в корзинке с лентами. Символический подарок, так сказать, в ознаменование супружеской любви и счастливой жизни на новом месте.
Пристав поморщился и хмыкнул. Иван Никитич несколько обиделся и полюбопытвовал:
– А у вас, Василий Никандрович, осмелюсь спросить, как с супругою вашей заведено касательно подарков?
– У нас-то? У нас с Марфушей известно как: подарки дарятся такие, чтобы никто ничего дурного не подумал.
– Это как же можно что-то дурное подумать в связи с подарками?
– Да очень просто: если подарок слишком дешев, то тут можно усомниться в силе супружеских чувств, а если слишком дорог – то тогда уж пойдут пересуды, мол, в черезболотинском полицейском участке стали барашка в бумажке брать.
– А что, неужто не берут? – подмигнул Купря. Василий Никандрович проткнул писателя нехорошим взглядом, и вернулся к чтению показаний.
– Зачем так много понаписали… вот это зачем про «одиночество маленького человека»… «тяготы жизни». Кто же так свидетельствует, Иван Никитич? Как будто слезы выжать хотели.
– Ну, не знаю, – теперь сосем уже обиделся Иван Никитич. – Для журнала пишу, говорят: слишком сухо. Для вас тут слишком слезливо. На всех не угодишь.
– Ладно, – пристав хлопнул бумагами по столу. – С Карпухиным дело ясное. Надо будет, пожалуй, еще соседей опросить для протоколу. Там в соседях, правда, с одного боку старики живут. Им, как говорится, хоть кол на голове теши, глуховаты оба, навряд ли что-то услышать могли. А с другого бока дом чухонского художника. Из него слова и клещами не вытянешь, редкий молчун. Разве что жена его что видела. Она хоть и черкешенка, а говорит хорошо, чисто, и не подумаешь, что инородка.
– Сам чухонец, а жена черкешенка? – удивился Иван Никитич. – Вы это про господина Виртанена? Я был на выставке его работ. И с ним самим, хоть и немного, а все же познакомился. Но не знал, что он на черкешенке женат.
Василий Никандрович вздохнул, окинул взглядом разложенные на столе бумаги и постановил:
– Вот и вы, Иван Никитич, отправляйтесь теперь домой к жене. Я Лидии Прокофьевне обещал, что к обеду вас семейству верну, да только кто ж знал, что вас прямо в участке вдохновение охватит. Так что вы уж поторапливайтесь.
Только Иван Никитич поднялся и хотел поторапливаться, как дверь открылась, и на пороге явился доктор Самойлов.