Берег был крутой, но не высокий: не выше пояса Ванькиного. В один прыжок его пленники одолели и вырвались из зыбкой неволи на твердую волюшку.
И только они оказались на желтой прошлогодней траве широкой проталины, заяц доселе сидевший смирно, поджав дрожащие уши на Ванюшкиной груди, вдруг взбунтовался, оцарапал парнишке щеку и, вырвавшись из рук, помчал к черневшему вдали перелеску. Мальчишка побежал за ним да где там, ускакал косой.
– Оставь его Ваня, – крикнул вслед пареньку Иван. – Волю он почуял и теперь его уж не догнать. На воле все про благодарность быстро забывают. Вот ты с льдины его снял, а он тебе только хвост показал. Так всегда в жизни. Привыкай. Сами спаслись и на том Господу спасибо.
Мальчишка остановился, почесал затылок и пошагал за Иваном по грязной прошлогодней траве.
Шли они по траве недолго, дальше сугроб не пустил. Пришлось по колено в снегу путешествовать. Пролезли путники по снегу мелкий кустарник, и вышли на наезженную дорогу.
– Гляди-ка, – удовлетворенно покачал головой Иван, – дорога. Значит и люди где-то рядом есть. Надо нам с тобой Ванюшка деревеньку какую-нибудь найти да половодье там переждать, а как река успокоится, так и назад к дому нашему пойдем. Нам с тобой теперь без дела прохлаждаться некогда.
На землю уже опускались весьма прохладные весенние сумерки и потому путники шли скоро. Зябко было, замерзнешь, коли, будешь в такую погоду, не спеша странствовать. Иван шагал широко, а Ванюшка бежал за ним вприпрыжку, забегая то с одной, то с другой стороны дороги на оттаявшие поляны. Мальчишка то вырывался вперед, то отставал немного, заинтересовавшись чем-то любопытным, и вдруг он закричал испуганным голоском.
– Дядя Ваня, гляди-ка чего здесь!
Иван подбежал на крик и увидел, лежащего в густой желтой траве раненного воина. Сначала показалось, что воин был мертв, но, присмотревшись, Иван заметил легкое трепетание века.
– Да ты никак живой? – прошептал он, наклоняясь над раненым.
– Конечно живой, – испуганно подтвердил вывод старшего товарища приемыш. – Он же меня сам к себе подозвал.
И тут воин открыл глаза, ухватил Ивана за отворот душегрейки, подтащил к себе ближе и зашептал.
– В Москву иди, к князю нашему, к Дмитрию Ивановичу. Передай, что измена опять в Москве. Рядом с ним измена, совсем рядом. Нельзя ему сейчас в Орду уезжать. Никуда нельзя выезжать. Никак нельзя. Изменщики и там про него много хану напели. Только ты это ему один на один скажи, никому не доверяй. Скажи, что в Сарае его яма позорная ждет, а еще скажи, что измену затеял …