От запахов разболелась голова, а от обилия тел, что скорее плавали, нежели ходили по залу, ноги всё время делались ватными и неповоротливыми. Я бы сказал тот, кто поселяется в подобных местах, рискует со временем, причём довольно быстро, превратиться из человека в его подобие.
Я чувствовал, как внизу живота зрела непреодолимая дрожь, что отдавала тянущей болью в пах. Любое движение, даже движение мысли в голове, сопровождалось содроганием в самой глубине моих бёдер. Даже череда лёгких подергиваний от прохладного ветра из окна привносила в тело интригующее удовольствие и танцевала на коже стаей проворных мурашек.
Отныне разум отказывался выдавать умозаключения, даже самые элементарные, переводя внимание лишь на пышные упругие тела и их влажные контуры. Повсюду стоял сладкий едкий запах табака и духов, а в густой дымке плавали очертания полуголых девиц и жертв их грубых очарований.
Я думал уйти, даже в обители доступного удовольствия я терзался его неестественностью, но попав в сети соблазнительных паучих я не имел ни единого шанса вырваться из липких паутин их любви.
Девушка, чьё лицо показалось мне удивительно миловидным в местном пейзаже, схватила растерявшегося меня и повлекла за собой в маленькое помещение. Тусклое освещение тесных комнат, где всё пространство занимала одна только кровать, играло пятнами на её теле. Она двигалась, словно змея в припадке бесконтрольного позирования, и я, упав на кровать, запрокинул голову, чтобы потерять из виду царившее хладнокровие. Её прикосновения обдавали жаром и оставляли остывать обнажённые участки. Когда она забралась на меня, как на покорного скакуна, я спросил её имя и в сладком стоне та прошипела:
– Арлет.
Арлет – слишком красивое и одухотворённое имя для продажной девки, может оно было ненастоящим, как и её очаровательное лицо, как и эта похоть и последующее удовольствие.
Она была прекрасна. Выглядела как женщина, пахла как женщина, даже говорила как она, но что-то было во взгляде, что выдавало в ней тяготы не женского занятия. Она будто бы исчезла – тело здесь, а души не было – и стала просто вещью затоптанной и выцветшей.
Я не осуждал таких, как она, выбор пал и все мы играли картами, что нам раздали, но её погибшее холодное тело прилипало к рукам и вызывало отторжение.