Земляника для сына по Млечному пути - страница 27

Шрифт
Интервал


Приходила она ко мне на могилку? Одна или с новым парнем? Может, и не приходила. Зачем я думаю об этом? Опять страдания, одни страдания, даже здесь, в этом чёрном жилье, они не спят. Я только сейчас понимаю, что жизнь прекрасна. Она была прекрасна даже тогда, когда мамка и папка запивались, ведь была бабушка, тёти со своими заботами, пирогами, молоком.

Да, сейчас задаю вопрос, зачем пью, зачем в пьяном угаре мчался к Аленке? Почему не мог быть пьяным от любви к ней, природе, книгам. Читать не любил, сейчас понимаю, как много не узнал, как много интересного прошло мимо меня… А чем радовал свою девочку? Конфетами, книгами, игрушками?.. Нет, а вот бутылка красного вина или водки всегда болталась в багажнике. Ни разу не привёз ей цветов. Как много их росло по полянам. А что ей цветы? До утра веселые и хмельные целовались на поляне, расшитой ромашками. Одной бутылки не хватало, стал привозить две. Утром она бежала домой, а я возвращался к себе в деревню. И каждый раз: «Мамка! Ну отпусти! это в последний раз!»

Всё когда-то кончается. Кончились пьяные счастливые поездки и объятия. Я погиб. Наступил тягостный вечный сон…

Итак, я мёртв. Скоро утро. Днём привезут папку. Прости меня, мой папка. Я столько страдал и столько страданий принёс вам.

– Не спишь, – зашелестел глухой голос дядьки Ивана. – Я тоже. Столько лет ни с кем не говорил, все бока отлежал. Боюсь повернуться набок, рассыплюсь, ведь одни кости остались. А так хоть видимость человеческая в дорогом костюме. Купили, чтобы в гроб положить. В жизни такого не таскал…

Голосу умолк, потом зашелестел задумчиво:

– Зачем пил я, Лёшка, зачем? Вот Любашка взяла с нас пример, а ей только двадцать лет – и пьет. Было бы у них сердце, пошли бы меня искать. А то небось обрадовались, что папка пьяный упёрся. Ведь пьяный очень удобный… мамка Анька где-то храпит. А то бы нашли. Ведь в огороде плутал… Вот и Витёк упокоился. Как сообщить Устинье, уж больно она любила Витька. А может, лучше, что глуха. Да земля уши забила за годы. Меньше страдать будет, – голос утих.

Над землёй, рекой, лесом и вечным покоем бывает чудесная ночь. Берёзы, как кремовые свечи, поднимались над могилами, сторожили сон умерших. Но в этом подземном мире не спали. И земля не была пухом. Здесь жили страдания, они не спят во мгле.