Теперь же все эти черты выглядели, вернее ощущались как само собой разумеющиеся, как незаменимые достоинства, слагающие неповторимость его существа. Без всего этого он бы не был тем, ради кого собрались здесь все эти великие волшебники.
Наверное, впервые в жизни он почувствовал любовь к самому себе, гордость за то, что он есть. Брызнули слёзы радости, отшелушивались предубеждения – и это всё на фоне множества потоков внимания и собственного вихря ликования, побуждающего непрерывно вращаться и звучать.
Всё смешалось в единую кашу. Сознание Василька утомилось понимать, что с ним происходит, и он провалился в тишину – без чувств, эмоций, ожиданий и желаний. Блаженное ничто без единого движения окончательно растворило человека. Не осталось ни пространства, ни образов, ни даже фокуса внимания.
Осталось лишь знание того, что мир существует. Что где-то там есть Совет старейшин, на котором все обсуждают Василия. Что присутствующие общаются на языке деревьев, высказывают надежды и опасения, восхищение и одобрение, советы и готовность к участию. Василёк знал всё, что они сказали, как единый смысловой узор, не касаясь вниманием конкретных фраз и выступлений.
А меж тем, Совет старейшин теперь представлял из себя два лагеря: тех, кто поддерживает возрождение статуса и культуры древолхвов, и сомневающихся, можно ли осуществить эту идею. Третий лагерь, противников, опустел после того, как Василёк успешно прошёл своё первое испытание – выключить в себе человека и включить дерево.