На кухне Пету и заговорил. Как-то вечером посмотрел на кривые полки с посудой, и речь сама собой полилась, начал с бога войны и вранья отца о том, что три месяца они плавали за сладким песком, рассказал, как снаряжали корабль, посещали рабовладельческий рынок, взяли новую команду и искали остров с беззащитными людьми. Брови матери во время рассказа хмурились всё больше и больше. Пету показал ей черные шрамы, что оставили браслеты, и рассказал, чему отец приказал научиться. Вспомнил и о Печали, что она была последовательницей Фло, и что отец подарил девочку ему, Пету.
Он рассказал всё в подробностях и больше не плакал, он был напряжен, ему казалось, что мать сейчас выкинет его за дверь из-за всего, что он сделал. Но она спросила:
– Ещё раз как зовут того бога?
– Тавэбэ.
Кенга откинулась на резную спинку стула и посмотрела на руки, на синие треугольники на них.
– Фло уже тысячу лет не приходила к последователям.
А ещё позже:
– Бедная девочка, храм Фло не выкупает рабов, верующих и без этого достаточно.
Она вздохнула и поднялась с мест.
– Капитан Сог… отец… – Пету поразило, что мать ничего про него не сказала, – да, мы обманули, мы много плохого сделали, но он погиб, защищая меня, твоего сына.
Кенга остановилась возле двери.
– Твой отец тоже был сыном работорговца и плавал за рабами, когда был ребёнком, – сказала она, – я боялась связывать с ним жизнь, говорила родителям, что Сог лишь притворяется добрым и порядочным, а душа его черна. Такие люди не должны продолжать род. Выходит, не ошиблась.
Мать вышла. Через несколько минут посуда на кухне задрожала, звон нарастал. Что это? Пету открыл дверь в коридор, Кенга как всегда молилась у алтаря на коленях, только вот в серебряной чаше вместо воды – языки пламени. Он кинулся из дома, только в конце улицы обернулся от крика "Тавэбэ" и припустил ещё быстрее.
В порту он подошел к первому кораблю и спросил нужен ли юнга, только на пятом его подозвали. Темнокожий старпом смотрел на Пету по-доброму:
– Уже плавал?
– Да, и уже был юнгой на "Невес"… двухматчтовом, пару недель назад вернулся.
– Дай-ка свои ладони, – улыбаясь, попросил старпом, потом улыбка погасла, – ты мне врёшь, почему они мягкие как у младенца? Где мозоли?
Потом он взглянул на запястья и отбросил руки Пету будто тухлые рыбешки: