Ну вот, теперь остается рассказать, как делалась эта фотография. В парадном пиджаке со всеми четырьмя медалями и в плюшевой кепке, галифе и сапогах шел он, отвечая на вопросы и приветствия, по деревянным тротуарам Каргополя рядом со мной и гордился. А гордиться в этой ситуации надо бы только мне да юным жителям города, которые, впрочем, отнеслись к нашим съемкам с симпатией и одобрением. Один юный парничок смотался куда-то на велосипеде и привез букет осенних цветов, с которыми посоветовал мне сфотографировать рядового Богданова, чтоб на карточке получилось хорошо.
А потом мы перед тем, как распрощаться, сидели с Алексеем Васильевичем в маленькой комнате на Октябрьском проспекте в городе Каргополе и загибали пальцы, считая бывших у него детей.
– Николай – первый. Тот сразу.
Другой Николай.
Миша, Маша, Валя, Рая – эти тоже в войну.
Потом Клава, Вася, Алеша, Александр… Сколь записал? Девять?
– Десять.
– Еще одного потеряли…
– Хватит, хватит, – тихо говорит баба Ульяна, глядя в окно,
где куда-то идут чьи-то ноги.
– Правда… Зоя была еще у меня…
– Что-то девок много… Она и сама забыла все.
А вам-то чего помнить? Все быльем поросло…
– Хватит, хватит…
Одинокий борец с земным тяготением
Дикая сушь пала на землю. Горели леса, диким дымом курились болота, и тьма заволакивала города. Во тьме блуждали люди и придуманные ими хитроумные машины; и другие, еще более хитроумные, не без опасения плавали в воздухе, огибая смрадные смятения огня и дыма, и с высоты обозревали высушенную землю и постаревшие рано хлеба.
…Великой обидой метят люди естественное возмущение природы. Не понимая языка, они страшатся каждого слова ее. Воспринимая звук громом, а свет молнией, они укрывают голову руками и, причитая, молят о спасении добра, трудом возделанного и гибнущего от потоков, хотя, пойми смысл слов, прорыли бы загодя каналы и отвели воду, сохранив что посеяли, и скрылись под кровлей от грозы и ливня… или от солнца, жара и засухи: только знай наперед. Разве природа враг детям своим?
…Но годами те из людей, что мнили, будто обучены общению с ней, читали написанное неверно, и сами же толковали себя, и успокаивали других, которые им доверяли: «Все хорошо, все хорошо будет», – не угадывая знака и оттого удивляясь вероломству ее. А был знак, и видел тот знак человек и предупреждал, и кто услышал его, сохранил трудов плод, и плоды сохранил, и злаки.