То, что Анатолий Витальевич, получив образование в двух университетах, являясь действительным членом Французского астрономического общества и автором нескольких научных статей, в 1935 году, в возрасте двадцати четырех лет, оказался с теодолитом на прокладке железной дороги Мундыбаш – Чугунаш (знакомый нам) – Таштагол, можно было бы воспринять как дурную примету для его научного будущего. Он мог превратиться в просвещенного обитателя, наблюдающего бурные и разнообразные процессы в природе и обществе и никак не связывающего их с тихим утеканием собственной жизни. Но так не произошло, потому что, уловив примету времени, он счел необходимым посчитаться с ней.
Ссылка Дьякова в Сибирь за оглашенное вольнодумство спасла его от лагерей и гибели. Он это понял. Произойди арест двумя-тремя годами позже, получил бы Анатолий Витальевич свои десять лет без права переписки и исчез навсегда, а так – всего лишь принудительное поселение. Красота.
Кузнецк был любимым и беспокойным ребенком страны. С его развитием связывали не отдаленное будущее, а буквально завтрашний день отечественной металлургии. Между тем юг Западной Сибири был климатическим белым пятном.
На строительстве дороги, которое нас интересует, поскольку речь идет о Дьякове, действовали три метеостанции. Они не давали прогнозов, а лишь комментировали проявления погоды, а это не устраивало Кузбасс. В тридцать шестом году Дьякова вызвал главный инженер стройки Егоров:
– Вы будете главным метеорологом Горно-Шорской железной дороги. Астроном все-таки! Три станции – ваши. Будете давать трехдневный прогноз.
Он согласился, хотя ошибка в ту пору на той стройке стоила дорого – суровыми были и погода, и время…
Пропустим описание метеостанции Ахпун (Темиртау), где он сменил бывшего наблюдателя, народного учителя Александра Ерофеевича Попова, и отправимся с Анатолием Витальевичем в Амзас и Усть-Амзас «в довольно уравновешенном состоянии духа, скорее в радужном настроении, чем печальном, хотя порой мелькала мысль, что по своему характеру предложенная мне деятельность напоминает положение древнего Дамокла, усаженного под острием меча, подвешенного над головой на конском волоске по приказу тирана Сиракуз Диониса».
«В Амзасе метеостанцией заведовал бывший католический патер Людвиг Бехлер, родом из поволжских немцев-колонистов, переселившихся в Сибирь еще в прошлом веке. Не поладив, видимо, на идеологической почве с местными властями и сельским активом, развернувшими энергичную антирелигиозную пропаганду, как это было повсеместно в нашей стране в начале тридцатых годов, патер Бехлер оказался анахоретом на стройке железной дороги в роли метеоролога-наблюдателя. Высокий, крупный, с лицом наподобие Мартина Лютера, он говорил по-русски с типично немецким акцентом, как Карл Иванович из “Детства” Толстого в передаче Игоря Ильинского, смягчая губные согласные и шипящие звуки русского языка: “Страстфуйте, страстфуйте, прошу пожалофать в моя келья…”»