Царя напрягла вся эта ситуация, и он жестом руки подозвал советника. Советник приблизился к царю, а Тим глянул вниз на замерших в ожидании людей.
– Посмотри, царь, на людей, – обратился к нему Тим. – Даже те, кто не осужден, напуганы до смерти. Они ведь сейчас там вдохнуть и выдохнуть боятся, опасаясь твоего гнева. Разве они могут, пребывая в страхе, жить в мире?
Арахдан задумчиво посмотрел на народ.
– И что ты, всадник, мне предлагаешь? – поинтересовался утомлённый царь.
Тим напряжённо взглянул на царя и, увидев в его глазах, что смог добиться его расположения, решил не отступать и идти до конца.
– Прояви милость к Мату и его племени! – прямо ответил ему Тим и, посмотрев на осуждённых, заглянул им в глаза. – Ты и так много крови пролил, а они ведь не с чужой земли! Они часть твоего народа!
– Милость?! – переспросил царь. – Это понятие мне неведомо!
Тим удивлённо посмотрел на царя, а потом на советника, заинтересовавшимся его предложением.
– Милость – это… – начал думать Тим, как объяснить, – это всепрощение! Это если ты отпустишь осуждённых домой без наказания! Дашь им второй шанс…
– Я знаю, что это такое! – перебил его царь. – Но я так никогда не поступал!
– Так поступи же так сейчас! – посоветовал ему Тим.
– Тогда все сочтут меня мягкотелым, и я не смогу управлять не то что своим государством, но даже своим дворцом! – возмутился царь. – К тому же я помню, что они чуть было не казнили одного из вас!
Дима, услышав, что речь пошла уже и о нём, резко перевёл взгляд с узников на царя, а затем на Тиму.
– Да, такое было! – согласился Тим, положительно кивнув. – Но они, поймав Диму, не знали, кто он и откуда, а узнав, отпустили!
Ведун, переведя задумчивый взгляд с Тима на Диму, закивал. Тут царь решил узнать мнение другого всадника.
– И всадник Дим их простил?! – спросил его царь и с любопытством посмотрел на Диму. – Ты проявляешь к этим дикарям свою милость?!
Тим тоже с любопытством посмотрел на Диму, а Дима на них и растерялся. Тим, заглянув Диме в глаза в ожидании ответа, развёл руки. Дима, почувствовав власть над жизнями дикарей, злопамятно взглянул на обреченного на смерть вождя и его людей. Их взгляды пересеклись, но у обречённых на смерть не было злобы, только печаль за своё племя. Вдруг в его сердце жалость взяла верх над злобой, и он, опомнившись, смягчился.