– Мать не спасти, так хоть может дочь твою смогу у богов отвоевать, – тяжко дышала, словно в загоне набегалась.
Дал, что просила, а потом заметался в агонии Альфа, волосы на себе драл, рычал на всех, кто под руку попадался, и лекарку на куски растерзал, когда она в крови вышла с поникшей головой и сообщила:
– Ты прости, но дочь твоя уж была мертва…
Зверь ворвался в комнатку, где любимая была, и застыл перед ложем. Никогда его не отвращала кровь и мёртвая плоть, но от вида бездыханного тела Карры в кровавом месиве не то кишок, не то вывернутого наизнанку чрева рассудок его помутнел. Роден крушил всё, что попадалось под руку, выл от горя, проклинал старую ведьму, умертвившую его пару, а потом упал обессиленный на колени перед ложем, уткнулся лбом в руку мёртвой жены и безмолвно погрузился в боль свою.
Теперь Зверь сполна познал, что значило терять часть себя – ту, кто отразилась в нём, проросла в его сердце, заполнила душу, а теперь… Сердце умирало, душа была разодрана в клочья… и мысли лишь к мести лютой сводились.
Долго не выходил. Всяк страшился нарушить покой Альфы, но когда уж погребальный ритуал было необходимо совершать, дабы душа Карры смогла найти своё место в другой жизни, близкий Альфе волколак – Тагой решился заглянуть.
Напомнил о кострище, о том, что пора выходить, а не то стая волноваться начнёт. И Альфа дозволил готовить место. Сам любимую отнёс и запалил сам.
Многочисленное племя заполнило площадь. Все прощались с мудрой супругой Альфы. Роден почти никого не видел, скользил пустым взглядом по головам и лицам, а мысли его занимала лишь боль и жажда расквитаться с «Культом проклятых».
Пока языки пламени облизывали хворост и сучья, помост с любимой, в сознание врезался голос одного из приближённых волколаков:
– А где щенок? – тихий, но именно этот вопрос заставил его очнуться от душевного пекла. – И вторая повитуха… – Альфа на миг завис, соображая, почему он упустил этот момент.
– Сбежала поди, – отозвался другой голос.
И тут молния протрезвления ударила в голову Родена:
– Найти и привести! – Альфа рыкнул так громко, что стая покачнулась от властности его голоса. Родену даже не пришлось пояснять кого. Троица болтливых волколаков, едва вошедших в пору взрослой жизни, когда вот-вот должны предстоит познать свой первый в жизни брачный гон, а потом и вкусить плоти врагов на войне, метнулась прочь, испуганными псами.