Украсть невозможно: Как я ограбил самое надежное хранилище бриллиантов - страница 17

Шрифт
Интервал



Украсть истину

1965–1966 гг. (тринадцать-четырнадцать лет)

Я часто засыпаю на уроках, особенно в последнем классе начальной школы. Вечером, после смены, проведенной с отцом на автовозе, возвращаюсь домой совершенно без сил. Как только мне исполнилось тринадцать, он стал брать меня с собой, так что я уже целый год езжу с ним. Хочет обучить ремеслу: в мои школьные успехи никто не верит. И они правы. А сегодня, когда меня опять завалят на экзамене, все как один будут повторять: «Я же говорил».

На самом деле экзаменационная комиссия только и хочет, что вытурить меня из школы. Я рискую провалиться в четвертый раз подряд. Это не просто догадка – я почти уверен. И очередной пощечиной станут выпускные экзамены за пятый класс. Я в этом убежден, да и учитель, синьор Джансанти, тоже сказал мне как-то без обиняков: «Сам понимаешь, завалить тебя мне будет нетрудно…» Впрочем, часть меня готова бороться, только вот не знаю, можно ли по итогам экзамена перевести в следующий класс только эту часть. Голос синьора Джансанти и по сей день является мне в кошмарах, он орет: «Отвечай громче!», «Громче, не слышу!» Что бы я ни делал. Его послушать, так если я отвечаю правильно, это мне подсказали, а если ошибаюсь – сам виноват. Так что и пытаться не стоит.

Вся комиссия меня ни в грош не ставит, ничего от меня не ждет. Я для них вечно где-то там, на последней парте. Пожалели, в пятый класс перевели, думали, изменится что. «Опять выставишь меня на экзамене идиотом перед другими учителями» – да уж, синьор Джансанти мастерски умеет облить грязью, и плевать ему на всякую там педагогику. Фикус, говорит, и тот быстрее меня материал усваивает.

Вот и моя очередь, фамилию назвали. А я отвлекся и не отвечаю, на соседа смотрю: в начале года думал, может, подружимся, но так общего языка и не нашли. Наверное, единственный, с кем и вправду не заладилось. Мне неловко от того, как учителя пытаются натравить на меня одноклассников: мне ведь четырнадцать, а им по девять, я для них – словно муха в янтаре, забавный временной катаклизм.