А еще я думал, что если никто меня не остановит, то все останется позади.
Дом. Бабушка. Вот что гнало меня вперед.
Скорее всего, это было до безумия глупо: думать так, уверовать в то, что стоит только физически дистанцироваться от моих проблем, и они начнут уменьшаться, как уменьшаются дороги и деревья в иллюминаторе, когда набирает высоту самолет. Но мне было девять лет, так что адекватно оценить нереалистичность своего плана я не мог.
Мне хватало легкости в груди, разраставшейся тем больше, чем быстрее я мчался.
Поскольку города я не знал, то и понятия не имел, куда несут меня ноги. Откровенно говоря, куда бежать – мне было почти без разницы. Я не приложил ни малейших усилий к тому, чтобы как-то освоиться в Санта-Хасинте за прожитые там дни, так что мне было совершенно все равно: пусть хоть потоп – придет и все поглотит. Ну разве что хороших людей глотать не надо.
На самом деле бабушку я любил. Я боялся ее громоподобного голоса, это верно, и был почти на все сто уверен, что ее трость, точнее рукоятка трости в виде курицы, за мной следит, но это вовсе не означало, что я ее не любил. Это была любовь ученика к учителю, что-то типа того. Бабушка казалась мне большой, просто гигантской, и страшной, зато отлично готовила – пальчики оближешь, и каждую ночь заботливо подтыкала мне одеяло, с того самого дня, как я к ней приехал.
Конечно же, я должен был заподозрить что-то неладное. Бабушка и в прошлые мои приезды не проявляла ко мне особой привязанности. Говорила что-то вроде: «Ну-ка, иди обними свою бабушку, а то придется думать, что твои родители вырастили не мальчика, а ослика», – а я просто очень стеснялся и не совсем понимал, чего же она хочет: чтобы я обнял ее, извинился или закричал ослом. И вот вчера, когда, уложив меня в постель, она поцеловала меня в лоб и потрепала по голове, все это как-то меня встревожило. И я потом всю ночь ворочался, крутился в постели, и ноги мои слегка подрагивали, требуя чего-то такого, о чем я еще не знал.
А утром все прояснилось.
Или, наоборот, навсегда запуталось, не знаю.
«Эшер, дорогой… твои родители…» – голос бабушки пробился сквозь шум моего лихорадочного дыхания, сквозь шелест деревьев, оставшихся позади, сквозь хруст сухих листьев под подошвами кроссовок. Я прибавил скорости, еще сильнее напряг мышцы, прижал к ребрам локти и задержал дыхание на несколько метров.