– Нет.
– Отлично: намного лучше, если ты будешь сидеть тихо, не двигаясь, пока я не сделаю первый набросок, иначе получится ужас и кошмар, – заявила она с апломбом. – Ты не волнуйся, я по ходу буду рассказывать тебе все, что делаю, опишу весь творческий процесс.
Это должно было ввергнуть меня в пучину ужаса. Не по своей воле находился я в этом адовом городе, где мне некуда было пойти, рядом с незнакомкой, что так любит слушать саму себя и имеет весьма сомнительные представления о личной гигиене, не до конца понимая, каким образом я превратился в подобие модели для ее рисунков, в качестве которых даже не был уверен.
Мне бы просто подняться и уйти.
Я мог бы убежать в какое-нибудь другое место, чтобы побыть одному.
Но я следил за тем, как пальцы ее порхают над альбомом, как набрасывают прямые линии и круги, как она из ниоткуда достает линейку и начинает вымерять то, что ведомо только ей. В общем, уйти я уже не мог. Иначе бы я ее подвел: бросил в середине процесса, когда она с головой погрузилась в работу.
– Кстати, я – Лювия[1], – сообщила она через какое-то время, в паузе между подробнейшими комментариями по поводу своего «творческого процесса».
Странное имя для странной девочки.
– А я – Эшер. – Поскольку я не хотел давать ей руку, чтобы она не измазала меня углем для рисования, или сангиной, или чем там еще, что сжимали ее пальчики, я всего лишь кивнул – надеясь, что это сойдет за приветствие.
– Эшер? Значит, я могу звать тебя Эш? Как Эш Кетчум[2]?
– Нет.
– Но ведь у тебя даже бейсболка есть! Никаких сомнений: ты – Эш.
– У меня не… – Я скосил глаза и убедился, что на голове у меня на самом деле моя драгоценная бейсболка «Даллас Ковбойс». – У меня – синяя.
– Какая разница?
Какое-то время я с ней еще спорил, но скоро до меня дошло: что бы я ни сказал, толку не будет – эта девочка уже приняла решение звать меня Эшем, и точка. Потом мы снова начали пререкаться, потому что она была уверена, что я изменил положение руки с носовым платком, а я клялся и божился, что не делал этого, и в итоге ей пришлось переделывать базовые контуры или что она там делала.
Прошло два часа, но Лювия все еще не закончила черновой эскиз рисунка, а я к тому времени избавился от жжения в глазах и кома в горле. В общем, пока не скатилось за озеро солнце и не посвежел ветер, клянусь, я ни о чем не думал, слушая непрестанную болтовню Лювии.